Чароплет
Шрифт:
«Он обещает», — написал Шеннон, переговорив с Сайрусом. Дождавшись, пока Франческа прочтет, Сайрус взял ее за руки и поцеловал в щеку. Она, опустив голову, сжала его ладонь. Перекинувшись парой слов с Никодимусом и Шенноном, Сайрус удалился в лес с Яшем и Кремнем.
После его ухода Франческа, велев себе не раскисать, встала и пошла осматривать Жилу. В грудную клетку уже успело просочиться немного воздуха. Выпустив его отработанным приемом, Франческа обнадеживающе похлопала кобольда по плечу и направилась к разоренному лагерю.
Никодимус с Шенноном обыскивали развалины. Тела погибших кобольдов, Изгаря и Шлака,
Закончив, она повернулась к Никодимусу с Шенноном, которые разбирали останки лабаза. На плече старика примостилась служившая ему глазами Азура. Скорби на лицах не наблюдалось, только напряжение. Их товарищи и прежде гибли от руки Скитальца, это всего лишь битва в непрекращающейся войне.
Проходя мимо разрушенной хижины, Франческа заметила на земле черепаховый гребень. Один из тонких зубчиков отломан, но остальные по-прежнему крепкие и отполированные.
Франческа ощупала косу — наполовину растрепалась. Она не причесывалась уже… Боже всевышний, с тех самых пор, как Дейдре умерла на ее операционном столе. Всего два дня прошло, а кажется, что вечность.
Усевшись на бревно, Франческа перекинула косу на грудь. Раньше она часто напевала себе под нос за расчесыванием — народную песню о вдовице, которая ждет, когда закончится долгая засуха в Северном Остроземье. Слова она помнила отчетливо, но мелодия и звуки стерлись начисто. С упавшим сердцем Франческа осознала, что и музыка для нее теперь абстрактное понятие.
Она принялась расчесывать косу. Волосы, единственная ее гордость, ложились на плечи густыми волнами, сияя, словно темное полированное дерево, и притягивая взгляд. Франческа привыкла собирать их в косу, чтобы не дразнить пациентов-мужчин.
Причесавшись, она ненадолго задержала гребень в руке и провела пальцем по щербине на месте отломанного зубчика. И только тогда почувствовала неладное.
Такие гребни делались лишь на Иксонском архипелаге, в том числе и в Порту Милость, где Франческа почти десять лет изучала целительство. Однако сейчас из памяти не удавалось выудить ни единого виденного там черепахового гребня. Цепенея, Франческа поняла, что не может представить ни сам Порт Милость, ни целительскую академию.
Мысли ее снова обратились к песне, под которую ее расчесывала мать. Франческа знала слова, знала, что матушка всегда напевала во время расчесывания, однако не помнила ни прикосновения гребня к своим волосам, ни матушкиного лица… вообще ничего связанного с отчим домом. Словно прочитала о собственной жизни в мемуарах, а не прожила сама.
У Франчески оборвалось сердце от ужасной догадки.
Обернувшись на разрушенный лабаз, она встретилась взглядом с Никодимусом, волокущим бревно. Тот мгновенно отвел глаза. Франческа замерла, осознавая, что он все это время смотрел на нее — то есть, скорее всего, на водопад ее волос, — и едва не улыбнулась при этой мысли, но все снова затмило то, другое, страшное.
— Никодимус! — позвала она, надеясь, что разборчиво. — Шеннон!
Руны Франческа, после секундного раздумья, вручила все-таки Шеннону. Тот зачитал их вслух, и лицо Никодимуса исказилось, будто от резкой боли.
«Скиталец украл все воспоминания о моей жизни до переезда в Авил».
Глава
Сайрусу довелось побывать у ветряного маршала лишь однажды, много лет назад. Миледи Ория вызвала его к себе и пообещала повышение, если он отправится служить в Остродеревье. В тамошней экспедиции трудилась и давняя знакомая Сайруса — прелестная молодая иерофантка по имени Сильвия. Маршал дала Сайрусу день на раздумья.
Франческу он тогда увидел лишь ночью, когда она пришла домой совсем без сил в надежде урвать хотя бы четыре часа сна до утренней смены. Известие о возможном переводе Сайруса привело к ссоре, которая длилась битый час, и Франческа, взбешенная тем, что спать теперь осталось всего ничего, пригрозила отправиться на свободную койку в лечебнице. Сайрусу пришлось замолчать.
На следующее утро он принял назначение и, написав короткое прощальное письмо Франческе, полетел в Холодный Шлюз, а оттуда отбыл на корабле с вечерним отливом.
И вот теперь Франческа ворвалась в его жизнь снова. Или, наоборот, он ворвался в ее жизнь. Это ведь он тогда уехал — а теперь вернулся. Ему казалось всегда, что он живет так же, как пилотирует — уверенно, без неоправданного риска. Но Франческа действовала, словно мощный восходящий поток — непредсказуемый, бурлящий и при этом возносящий ввысь. Может быть, тогда у них ничего не получилось, потому что оба были слишком молоды и горячи?
Теперь они стали мудрее, остепенились. Франческа целитель, он тоже взлетел достаточно высоко, чтобы рассчитывать на капитанство. Если они благополучно переживут эту передрягу, все равно придется ждать не меньше года, пока ему дадут корабль — не исключено, что как раз здесь, в Авиле, удастся попытаться заново… А потом, когда он все-таки станет капитаном — что ж, ей всегда хотелось работать где-нибудь в большом городе на востоке, и вот тогда он сможет отвезти ее на своем корабле куда ей будет угодно. Прекрасные мечты. Но лишь мечты.
Сперва нужно отвратить нависшую над Авилом угрозу кровопролития и отловить чудовище, отобравшее у Франчески слух.
Сайрус оглядел покои маршала. Довольно просторные для иерофантского казарменного жилья; повсюду пестрые ковры, пуфы, резные ширмы и даже несколько растений, похожих на иксонские банановые деревья. Все почти как тогда, в его давний визит, за исключением спеленатого парусиной и цензурными чарами тела на полу. Такого в здешнем интерьере прежде не водилось.
В коридоре послышались голоса. Мгновение спустя дверь распахнулась, впуская маршала Орию и капитана Изема. При виде Сайруса и пленника они замерли на пороге, но уже миг спустя, повинуясь мановению руки, зеленые мантии озарились сполохами ярко-синего текста и пошли волнами, приходя в боевую готовность.
Сайрус снял вуаль.
— Сайрус? — удивился Изем.
— Капитан, — приветствовал он старшего по званию поклоном. — Маршал, прошу простить за нарушение устава.
Изем прикрыл и запер за собой дверь, а Ория шагнула к пленнику.
— Кто это?
— Молодой пилот, которому не посчастливилось прийти мне на помощь, когда я, шатаясь, вышел из леса. А потом он уже не по своей воле вплел меня в свой прыгошют, спасаясь от ликантропов.
Изем посмотрел на Орию.
— Если проложим себе путь на взлетную площадку, мне хватит часа, чтобы поднять в воздух «Королевскую пику».