Чаровница
Шрифт:
Нет, Сесили непременно будет на маскараде, вооружившись осторожностью и благоразумием. Ей уже не терпелось туда попасть. Однако одного желания было явно недостаточно. Но тут Сесили невероятно повезло. Монфор позволил ей посетить сегодня вечером бал, который устраивали ее кузен Бертрам и Лавиния. Это была настоящая удача.
Оставалось лишь как следует все распланировать. Днем Сесили заехала в дом, принадлежавший некогда им с братом, а теперь Бертраму и Лавинии, и оставила там дневник и наряд, в котором должна была появиться на маскараде. Умаслив
Сесили закусила губу. Придется пожертвовать прелестным платьем из индийского муслина, – в сущности, это была ничтожная цена за то, что, возможно, ей удастся сегодня узнать.
На предложение Сесили никуда не ездить, а лучше как следует выспаться, Тибби согласилась без всяких возражений. Ей действительно нездоровилось. Она с легким сердцем осталась дома, улыбнувшись на шутливую угрозу Сесили вызвать врача, если ей не станет завтра лучше.
С остальными родственниками все сложилось еще проще. Они все разъехались кто куда, по разным местам, благо развлечений в Лондоне было более чем достаточно. Без труда успокоив ослабевшую и безвольную Тибби, что на балу за ней присмотрит Лавиния, Сесили перевела дух – все шло как по маслу. Сев в карету Монфора, она с легким сердцем отправилась на бал.
– А вот и ты, Сесили, – послышался холодный и скрипучий, как снег под ногами в морозную погоду, голос Лавинии. Сесили присела в реверансе, бросив беглый взгляд на наряд кузины. Слава богу, что у Лавинии хватило ума не надеть ее жемчужное светлое ожерелье вместе с платьем густого желтого цвета, напоминавшего сливочное масло.
Лавиния же старалась смотреть не на Сесили, а куда-то вдаль, за ее плечо.
– Я слышала, – казалось, что она обращалась не к кузине, а к кому-то, стоявшему за ее спиной, – что ты заезжала к нам сегодня днем. Жаль, что меня не было дома.
– О, ничего страшного, – отозвалась Сесили. – Немного поболтала со слугами. Услышала от них кое-какие пересуды, как всегда смешные и надуманные. В общем, все как обычно.
При упоминании о пересудах лицо Лавинии вытянулось и напряглось, она явно испугалась. «Но чего?» – удивилась Сесили. Ее никогда не интересовали любовные дела Лавинии. Она никогда бы не стала пачкать свои уши грязными сплетнями, даже если бы прислуга изнывала от желания поделиться таковыми.
– Как ты любезна, – пробормотала Лавиния.
Сесили намеренно для пущей важности понизила голос:
– Я хотела взять назад ожерелье. Вот почему я заезжала к тебе.
Это была вымышленная причина, ложь, специально придуманная на тот случай, если бы Лавиния оказалась дома.
Закусив губу и стиснув руки в кулаки, Лавиния проговорила придушенным голосом:
– У меня его нет.
Она говорила так тихо, что Сесили сперва подумала, не ослышалась ли она.
– Извини, не расслышала. Что ты сказала?
– У меня его нет, – в отчаянии повторила Лавиния. – Я лишилась его.
– Ты что, его потеряла? – ужаснулась Сесили. – Как же так? Неужели сломался замочек?
– Не говори глупостей. Впрочем, прости меня. Ожерелья у меня нет. Я проиграла его лорду Перси.
Сесили закрыла на миг глаза. Она корила и ругала себя на чем свет стоит. Свалять такую глупость?! Поверить Лавинии? Нет, только полная идиотка могла отдать – добровольно! – жемчуг Лавинии, у которой нет ни стыда, ни совести.
Глаза Сесили потемнели, ее взгляд, устремленный на воровку – а как еще ее можно было назвать, – не предвещал ничего хорошего.
– Ожерелье не твое. Ты не имела права играть. Ты должна его вернуть.
На ресницах Лавинии нависли слезы, она жалобно и тонко пропищала:
– Сесили, я не могу этого сделать. У меня нет денег, чтобы заплатить долг. Бертрам такой скряга – у него снега зимой не выпросишь! Если он узнает, сколько я проиграла, он убьет меня, клянусь!
Несмотря на всю мелодраматичность, это походило на правду. Во всяком случае тем, кто близко знал Бертрама, были хорошо известны его скупость и жесткость в денежных делах. Требовать что-либо от Лавинии, как с горечью осознала Сесили, было абсолютно бесполезно. Пустая трата сил и времени.
– Сколько ты должна? – спросила Сесили с тайной надеждой, что скопленных ею денег хватит на оплату долга.
– Т-три т-тысячи фунтов, – выдавила из себя Лавиния и всхлипнула.
Сесили шумно вздохнула от изумления:
– Три тысячи?
Таких денег у нее точно не было и в помине.
– Я никак не ожидала, что он потребует от меня де… денег, – скривив рот, заплакала Лавиния.
– Ты что, совсем спятила? – рассердилась Сесили. – Как еще можно расплатиться с карточными долгами? Ой…
Сесили покраснела от смущения. Какая наивность? Понятное дело, как Лавиния хотела расплатиться – своим телом. Судя по всему, в том кругу, где вращалась жена ее кузена, такие расчеты были обычным делом. Вот только на этот раз Лавиния просчиталась. В глазах лорда Перси ее любовь не стоила трех тысяч.
Мысли кружились в бешеном ритме – где выход, где выход, – но его не было. Оставалось лишь одно – обратиться за помощью к Монфору.
– Надо обо всем рассказать герцогу Монфору. Он обязательно поможет. Лорд Перси против него не выстоит.
Глаза Лавинии округлились от страха:
– Разве это возможно? Ведь он поймет, что я и Перси…
– Зная Монфора, я нисколько не удивлюсь, что он уже обо всем догадался, – резонно заметила Сесили. – Придется поступиться своей гордостью, Лавиния.
– Монфор скажет Давенпорту, и тогда муж станет держать меня в ежовых рукавицах. Это будет еще хуже.
В глазах Лавинии застыл неподдельный ужас. И тут Сесили осенило. Это стало для нее шоком. Да, Бертрам и Лавиния – ее враги, но, оказывается, они могут враждовать между собой. Бертрам, имевший суровый и жестокий характер, узнав о проделках жены, мог наказать ее, применить грубую физическую силу. Холодок пополз по спине у Сесили.