Чаровница
Шрифт:
Однако нужного письма не было. Сесили положила все на место, кроме ожерелья. Поцеловав по очереди самые крупные жемчужины, она положила его к себе в карман. Бесшумно закрыв крышку, поставила шкатулку на прежнее место.
– Наверное, она догадается, что шкатулку вскрывали, – промолвил Рэнд.
– Конечно, догадается, более того, узнает, что это сделала я, когда увидит на мне мое же ожерелье. Но она промолчит, иначе я обвиню ее в мошенничестве и краже.
Наглость Лавинии не знала границ: заявив, что проиграла ожерелье, она спрятала его в своей шкатулке с драгоценностями!
Не намеревалась ли Лавиния продать его? Или ей просто нравилось, что владела им она, а не Сесили?
– Ну как, вы довольны? – прошептал ей на ухо Рэнд. – Нам стоит поторопиться.
Весьма благоразумное напоминание – Сесили кивнула. О да, она была довольна, насколько может быть доволен человек, не получивший желаемого.
– Да, пора уходить.
Но тут случилась осечка. Видимо, потревоженный их движениями и шумом, Паг вдруг проснулся, вскочил и, приподняв морду, залился противным визгливым лаем.
Сесили подскочила к песику и поспешно зажала ему морду. Поздно: за дверью в коридоре послышались чьи-то шаги.
Не говоря ни слова, Рэнд схватил Сесили за руку и увлек за собой на лестницу черного хода.
Грохоча по ступенькам, они слетели вниз, пулей промчались по кухонным помещениям, выскочили на улицу и бросились наутек. На одном дыхании они добежали до особняка Монфора и остановились неподалеку, чтобы перевести дух.
Запыхавшиеся, но счастливые, они дружно рассмеялись, как только немного отдышались.
– Хорошее развлечение, пожалуй, даже слишком. Но так развлекаться мне больше не хочется.
– Трусишка, – шутливо упрекнула его Сесили. Напрочь забыв, что возражала против его участия, она была признательна ему за поддержку.
Вдруг Рэнд подошел к ней, нежно обхватил ее за лицо руками и поцеловал – крепко и страстно.
Сердце Сесили моментально с ровной рыси перешло на галоп. Сейчас, в этот миг, ей было так хорошо, так радостно, как никогда. Счастье переполняло ее.
Голос благоразумия напомнил об опасности, о том, к чему может привести это возбуждение, но его заглушил голос чувственности. Сесили уже не понимала, что происходит с ней, казалось, еще чуть-чуть, совсем немного, и она…
Но тут он оторвался от ее губ, и наваждение растаяло. Он внимательно и серьезно смотрел ей в глаза.
– Черт бы тебя побрал, леди Сесили Уэструдер, – в сердцах произнес Рэнд. – Как могло случиться, что я влюбился в тебя?
Сесили чуть было не задохнулась от его признания. Он ее любит?
– Но я, я…
Она никак не могла подобрать нужных слов.
Он язвительно усмехнулся:
– О, не надо утруждать себя ненужными объяснениями. Выражение твоего лица красноречивее любых слов. Сиянье твоих глаз выдает тебя с головой.
По-прежнему удерживая ее лицо между ладонями, хриплым от волнения голосом он решительно произнес:
– Я не позволю тебе выйти за него замуж – ни за что. Разве я не чувствую, как громко бьется твое сердце, когда я прижимаю тебя к себе, как сладко приникают к моим губам твои губы,
Ей хотелось возразить, что надежды никакой нет, что он предлагает ей жизнь, которая ей не нравится, которая ей чужда, от которой она всегда хотела убежать.
И вот оказалось, он любит ее? Видимо, она не сумела дать ему понять всю безнадежность его попыток, охладить его горячность.
Он любит ее?! Эти столь часто употребляемые слова, несмотря на всю простоту, ошеломили, потрясли ее, выбили почву из-под ног.
Прежде чем Сесили успела собраться с мыслями, чтобы дать ему ясный, вразумительный ответ, Рэнд нахмурился. Выражение его лица стало каменным.
– Сесили, я не могу позволить, чтобы он стал твоим мужем. Все внутри меня против такой глупости.
Рэнд, нет, герцог Ашборн любит ее? Сесили чувствовала себя такой несчастной, что, не раздеваясь, прямо в мужском костюме легла на кровать.
Но даже под покрывалом ее била дрожь – так ей было плохо. Как можно было дойти до такого состояния? Как можно было так близко допустить его к своему сердцу? Дать ему столько власти над ее чувствами?
Разве он мог любить ее? Мужчины такого склада, как герцог Ашборн, знать не знают, что такое любовь. Он просто хотел ее. Хотел, чтобы она стала герцогиней Ашборн. Это говорила его эгоистичная, деспотическая, страшно самоуверенная натура, желание собственника.
Его последнее признание, столь откровенное, скорее всего, было не чем иным, как последней попыткой заставить ее бросить Норланда.
Сесили не поддастся на эту удочку. Хотя Ашборн не из числа тех мужчин, которые готовы на маленькую хитрость, даже обман, чтобы добиться своей цели. Нет, он не хотел обмануть ее. Он ее любит или, по крайней мере, искренне верит в то, что любит. От таких мыслей у нее опять стало тяжело и тягостно на душе.
Конечно, Сесили тянуло к Рэнду, кто бы спорил. Однако он вызывал у нее не только радость возбуждения, но и чувство опасности. Красивый, обаятельный, он был искусным соблазнителем – уж в чем, в чем, а в этом у Сесили не было сомнения, – и одновременно это льстило ей. Остроумный, образованный, во всем разбирающийся, он, помимо всего прочего, умел слушать. Одним словом, устоять против герцога Ашборна было невозможно. Почти невозможно.
Пожалуй, Сесили оказалась не в состоянии сопротивляться его обаянию, его нежности и его напору. У нее не возникло ни тени подозрения, что он по-настоящему влюблен в нее, в противном случае ее сопротивление было бы более стойким. С ее стороны было довольно наивно и эгоистично, зато удобно, считать его бездушной машиной.
И вот он влюблен! В нее! Меняло ли это что-нибудь? Или ничего?
Сесили никак не могла заснуть: ей было неловко, больно и стыдно. Как было бы хорошо, если бы она никогда не встретила герцога Ашборна. Она так тщательно все продумала, рассчитала и спланировала всю свою будущую жизнь. Она обретала желанную независимость. Бросить Норланда и выйти замуж за Ашборна означало собственными руками разрушить здание, над возведением которого она трудилась всю сознательную жизнь.