Чары дракона
Шрифт:
– О, просто задумалась о муже.
– Кстати, от чего он умер? Если я могу тебя об этом спросить…
– Заражение крови. Он наступил на гвоздь в конюшне, и даже Невин не смог его спасти.
– Моя жена умерла от лихорадки. Я был на войне, далеко от неё, и даже не мог быть рядом, когда она умирала.
Старая боль в его голосе была подобно шраму у него на лице, зажившему, но недвусмысленному напоминанию о ране. Тевилла накрыла его руку своей.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже было очень жаль.
И именно тогда, как и следовало ожидать, сын конюшего упал лицом вниз и разревелся. К тому времени, как Тевилла его успокоила, сильно похолодало, и все они пошли
Скорее по традиции, чем необходимости дан Аберуин каждый вечер выставлял стражу, состоявшую из четырех смен по два человека в каждой у запертых ворот, и четырех смен по дюжине человек наверху у бойниц. Однако эти верные люди удивились бы, если бы узнали о другой страже, странной страже, в то же время выставлявшейся в покоях в башне, которые Невин делил с Элейно. Каждый день на закате, когда прилив стихии Воды начинал течь в астрале, и в полночь, когда он уступал место стихии Земли, и снова на рассвете, когда Эфир быстро разрастался и развивался, два мастера двеомера создавали магическую сферу из голубого света вокруг всего дана и запечатывали её печатями в форме горящих пентаграмм. В дневное время они могли отдыхать, потому что приливы стихий Огня и Воздуха являются такими враждебными и неблагоприятными для чёрного двеомера, что далее самые большие Мастера редко противятся им. Всю осень их защита продержалась, но даже теперь, когда по-настоящему пришла зима, Невин не видел причины ослаблять её.
– Я не верю, что наши враги просто убежали с поля боя, после одной жалкой битвы, – заметил он однажды вечером.
– Я тоже, – сказал Элейно. – Скорее всего, они хотят усыпить нашу бдительность, убаюкать нас. Кто-то заколдовал того конюха и направил его на дочь Родри, и это не был какой-то случайно залетевший дух.
– Вот именно. Но я искал по всему проклятому астралу и знаю, что и ты тоже, но ни ты, ни я не нашли следов работы двеомера.
– Они просто укрылись, и все. Когда они решат, что мы отказались от поисков, они нанесут удар.
– Но пока они где-то должны жить, будь они прокляты! Я заставил регентшу отправить послания её верным людям, и попросить их следить, не появится ли кто-нибудь из подозрительных незнакомцев, но наши враги не собираются запросто въехать в город и объявить, что они открывают лавку чёрного двеомера.
Элейно рассмеялся.
– Проклятия на продажу! – воскликнул он тоном уличного торговца. – Приходите, покупайте великолепные горячие любовные привороты! Проклятия на продажу!.. Но на самом деле у местных господ нет способностей, необходимых для выявления наших неприятных маленьких друзей. Должен сказать, у меня дома для таких случаев все организовано гораздо лучше. О, это мне кое о чем напомнило! Думаю завтра нанести визит в гильдию капитанов торговых судов. Они могут знать, не поселился ли в последнее время кто-то из моих соотечественников в Аберуине.
– Наши враги не обязательно из Бардека.
– Знаю, но мы должны с чего-то начать.
С этим не имело смысла спорить. В середине следующего утра, когда поток стихии Огня бежал чисто и достаточно сильно, чтобы отогнать любых чёрных мастеров двеомера, Элейно вышел из дана. Ожидая его возращения, Невин отправился проведать пленника, заточенного в башне.
К этому времени Перрину стало значительно лучше, хотя полностью поправившимся его назвать было ни в коем случае нельзя. В те дни лечение чахотки считалось трудным делом. Невин заставлял его весь день оставаться в постели, а большую часть ночь Перрин лежал,
Когда Невин вошёл к нему в комнату, Перрин первым делом пожаловался на беспокойство.
– Я больше не могу спать, мой господин. На меня давит то, что я все время здесь, в помещении. Я здесь сойду с ума, на самом деле – рехнусь.
– Лучше сойти с ума, чем умереть, парень. Я видел случаи, когда чахоточный несколько недель казался здоровым, а потом, когда пациент становился слишком активным, болезнь неожиданно возвращалась.
Перрин вздохнул, рухнул на груду подушек и с несчастным видом уставился в потолок.
– Э, а, ну, я на самом деле думал кое о чем. Почему вы с таким трудом пытаетесь меня спасти, если меня повесят? Или мне просто нужно поправиться, чтобы Каллин из Керрмора порезал меня на куски? У меня не будет против него ни одного шанса, даже будь я совсем здоров. Он вполне может сейчас прийти и перерезать мне горло.
– Только не надо показывать свой отвратительный характер!
– Отвратительный, да? Это вы поймали меня и заперли здесь.
– Ну, запер. Но чем больше я изучаю тебя, тем больше у меня уверенности, что ты не преступник – по крайней мере, в том, что касается Джилл. С другой стороны, тебе и в самом деле следовало подумать перед тем, как красть лошадей. Воровать-то нехорошо!
– И Джилл всегда так говорила, – Перрин выглядел смущённым. – Но м-м, ну, э… она никогда не объясняла, почему.
– В самом деле? По множеству причин. Подумай, например, об одной, парень. Когда ты крадёшь у кого-то лошадь, ты отнимаешь то, что ему когда-нибудь может очень потребоваться.
– Но я брал только у господ, у тех-то полно лошадей.
– Да, но откуда ты знаешь, что принесёт им будущее и их вирд? Может настать такой день, когда окажется, что лошадь, которую ты у них украл, станет их последней. Они могут умереть в сражении из-за отсутствия лошади, а та смерть повлечёт за собой неуправляемую череду событий… Да, признаю, все это звучит очень невнятно, но никогда нельзя знать заранее. Вот в чем суть – человек никогда не знает правды…
Судя по виду Перрина, старик совершенно его не убедил.
– Ну, вот пример, который должен быть тебе понятен. Подумай о Джилл и Родри. Когда ты забрал её, ты даже не знал, что Родри – наследник Аберуина, не так ли? Если бы он не гнался за тобой и Джилл по всей проклятой дикой местности Кергонни, то у его врагов возникло бы много трудностей, когда они решили схватить его. А если подумать, то Джилл могла бы и остановить их. У неё есть талант к двеомеру, поэтому Дикие предупредили бы её, или она сама почувствовала бы опасность. В любом случае Джилл могла бы призвать на помощь меня, Саламандра или какого-нибудь местного господина.
Перрин сел на кровати и побледнел.
– Мой господин, я слышу разговоры стражников. Они говорят, что может начаться война, поскольку Родри нет.
– Они совершенно правы.
– Но господа благородного происхождения в этой части королевства сражаются на лошадях. Если начнётся война, то лошадей будут убивать целыми табунами.
– Людей – тоже, должен добавить.
Перрин, казалось, не услышал замечания Невина. Он смотрел в никуда, и его глаза были полны слез.
– Все эти лошади, – прошептал он. – О боги, как мне жаль!