Чары кинжала
Шрифт:
— Ах мерзавец! — выдохнула Ловиан. — Уж ты-то точно истинный сын Тингира!
Невин был очень доволен, когда Ловиан предложила ему сопровождать ее в поездке в Аберуин. Он даже позволил подарить себе новые рубашку и штаны, так что мог сойти теперь за одного из ее советников, не привлекая особого внимания. Ловиан взяла с собой Джилл, Даниан, писаря, нескольких слуг и еще Каллина в качестве капитана почетной гвардии, состоящей из двадцати пяти всадников: пятнадцати — для нее и десяти — для Родри, как полагалось им по рангу. Ловиан злобно заметила, что Райс вполне может покормить ее домочадцев, после того как, по его милости, его собственные подданные питались у нее так долго.
— Я удивлен, что ты взяла
— Ну, ей пора начинать приобщаться, — ответила Ловиан. — Кроме того, если она останется с нами, Родри будет держаться спокойнее.
Невин хотел заметить, что беспокоится за Каллина, если Джилл будет представлена как любовница Родри, но остановился, вспомнив, что капитан, казалось, не имел возражений против такого положения дел. С сожалением Невин должен был согласиться с тем, что его надежды обмануты. Он-то надеялся, что страх перед отцовским гневом удержит Джилл от соблазна и она будет свободна, чтобы изучать двеомер…
Накануне отъезда в Аберуин Невин решил отыскать Каллина и обнаружил его в казарме. Одетый в новую рубашку, украшенную изображением красных львов, Каллин сидел на кровати и чистил свой меч при свете лампы. Он радушно встретил Невина и предложил ему единственный в комнате стул.
— Я только на пару слов, — сказал Невин. — По одному очень деликатному делу.
— Могу поспорить, что ты имеешь в виду Джилл.
— Точно. Признаюсь, я был очень удивлен, что ты позволил ей втянуться в эти отношения.
Каллин исследовал лезвие меча, нашел несколько пятен и начал тереть их тряпкой.
— Я думал, тебя это меньше удивит, чем остальных, — сказал он наконец. — Ты — единственный, кто знает, почему я не мог не позволить ей это.
Он посмотрел прямо Невину в глаза, и Невин был восхищен им впервые за четыреста лет. Высокомерие, которым когда-то щеголял Геррант, переходило из поколения в поколение, превратившись в конце концов в истинную человеческую гордость, которая стала сущностью жизни Каллина.
— Существует много других заслуг, кроме боевой славы, — произнес Невин. — Ты имеешь то, что заслужил.
Пожав плечами, Каллин положил меч на кровать.
— Кроме всего, — сказал он, — Джилл поступила правильно, разве не так? Ее жизнь будет лучше, чем та, которую я мог бы предложить ей. Какого мужа смог бы я найти для нее? Какого-нибудь ремесленника или, может, владельца таверны… И кем бы она была, выполняя всю жизнь тяжелую работу? Для дочери серебряного кинжала она добилась многого — это очень высокое положение.
— Да, действительно, — согласился Невин. — Я никогда не пробовал взглянуть на ее жизнь с таких позиций.
— Конечно, ты рассуждаешь по-другому. Как там в старой поговорке? Добродетель дороже богатства? Я бы скорее перерезал Джилл горло, чем позволил ей превратиться в шлюху, но когда ты ступаешь на «длинную дорогу», то начинаешь понимать, что там нет возможности заботиться о таких мелочах, как добродетель. Видят боги, я сам продавал собственную честь тысячу раз, и даже больше. Кто я такой, чтобы судить и презирать ее?
— Ну, по правде говоря, не многие люди могли бы так говорить о своей единственной дочери.
Каллин пожал плечами и снова взял меч, затем провел мозолистой ладонью по желобку лезвия.
— Я признаюсь тебе, о чем я молчал девятнадцать лет, — произнес Каллин. — Ты думал когда-нибудь о том, как я получил прозвище проклятого серебряного кинжала?
— Часто. Но боялся спрашивать.
— Я был всадником в отряде керморского гвербрета, — Каллин едва улыбнулся. — Там была одна девушка, которую я полюбил. Она прислуживала за столом в большом зале. Это была мать Джилл, ее звали
Невин молчал — просто потому, что Каллин не мог Даже представить себе, как многое в своей Судьбе он искупил вместе с этим горьким признанием.
— Ты знаешь, — сказал Каллин. — Я был просто упрямым щенком…
— О, да. Я и сам был таким же упрямым, когда был молодым.
— Не сомневаюсь. Ты знаешь, травник, почему мы не можем найти общего языка? Потому что мы очень похожи друг на друга.
— Прах и пепел, — сказал Невин. — Действительно похожи.
В то время Аберуин был самым большим городом в Элдисе. Более семисот тысяч человек жили в тесно поставленных домах, образующих перенаселенные извилистые улицы. Он не был окружен крепостной стеной, так как был вытянут вдоль гавани, в которой флотилия боевых галер гвербрета стояла у пирсов вперемешку с кораблями купцов из Дэверри и Бардека. Прямо в центре города располагалась огромная цитадель гвербрета, возвышающаяся как символ правосудия. Внутри тридцатифутовой стены был двор, занимающий около тридцати акров, с обычными бараками, сараями и навесами. Посредине возвышалась крепость, состоящая из круглой центральной шестиэтажной башни и трех трехэтажных второстепенных башен. Но самым поразительным было то, что крепость стояла посреди сада: газоны, клумбы с розовыми кустами, фонтан — и все это было отделено от двора низкой кирпичной стеной. Везде были видны скалящиеся драконы Аберуинов: на воротах, на голубых с серебряным знаменах, висящих на башнях, в центре фонтана в виде мраморной скульптуры, на дверях башен, на полу большого зала, на рубашках всадников и слуг, на кроватных покрывалах и подушках в роскошной комнате, куда поместили Джилл и Даниан. На каминной доске стояла маленькая серебряная статуэтка дракона. Джилл взяла ее и стала внимательно разглядывать.
— Красивая, правда? — сказала Даниан. — Майлвады всегда любили роскошное серебро.
— Да, — согласилась Джилл, ставя статуэтку на место. — Должно быть, ее милости очень тоскливо покидать все это великолепие, когда она возвращается в Каннобайн.
— Так оно и есть. Должна признаться, меня меньше всего обрадовало, когда погиб брат Ловиан. — Даниан сменила тему разговора, пожав плечами. — Джилл, ты должна быть очень внимательной, когда мы здесь.
— О, я так волнуюсь. Данн, мне страшно.
— На первый раз тебе сделают небольшую скидку. Держись поближе ко мне и старайся все делать как я. И пожалуйста, не говори никаких грубостей. Для начала умойся и смени эти грязные штаны на приличное платье.
Так как Джилл никогда в жизни не ездила верхом в женском седле, она оделась для поездки в Аберуин в свою привычную старую одежду. Она так хорошо себя чувствовала, что с ужасом думала о том, что придется с ней снова расстаться. Однако она переоделась по требованию Даниан, когда та пригласила Джилл в женский зал, чтобы представить жене гвербрета. Донилла оказалась красивой женщиной с прекрасными темными глазами, копной каштановых волос и стройной девичьей фигурой.