Чары тьмы
Шрифт:
— Правда? Не расстраивайся — я верю тебе. Занимайся своими делами, пока я об этом думаю.
Во время вечерней трапезы Гвенивер постоянно ощущала, как Даннин наблюдает за ней с довольной улыбкой. Она покинула стол до того, как он успел закончить с ужином и присоединиться к ней, но боялась возвращаться в свои покои. Если он последует за ней и сделает что-то неприятное перед Окласой, вскоре все слуги в дане об этом услышат. Очевидно Даннин считал девушку слишком ничтожной, чтобы рассматривать подобную возможность. Наконец Гвенивер нашла Невина, который беседовал с Исгеррином за кружкой эля.
— Добрый
Густые брови Невина взметнулись вверх. Исгеррин расцвел и заулыбался от мысли о приглашении выпить с кем-то благородного происхождения.
— Это будет большая честь для меня, ваше святейшество, — сказал начальник склада вооружений. — Мне нужно только обменяться парой слов с камерарием, и я буду свободен.
— Для меня это удовольствие, — сказал Невин. — Спасибо.
Гвенивер поспешила назад в свои покои. Она отправила Окласу в кухню за медом и кубками, а сама зажгла две лампы со вставленными внутрь свечами при помощи горящей лучинки, которую подожгла от пылающих в очаге дров.
Гвенивер ставила лампы на стол, когда послышался стук в дверь.
— Заходите, господа хорошие, — крикнула Гвенивер.
Но вместо ее гостей вошел Даннин и закрыл за собой дверь.
— Что ты здесь делаешь?
— Просто пришел проведать тебя. Гвен, пожалуйста, твое сердце не может оставаться таким холодным. Ты не можешь быть так равнодушна ко мне, как притворяешься.
— Мое сердце не имеет никакого отношения к тому, что у тебя на уме. Убирайся отсюда! Я жду…
— Не смей мне приказывать.
— Это не приказ, а предупреждение. Я жду гостей…
До того, как она успела закончить фразу, он схватил ее за плечи и поцеловал. Гвенивер вырвалась из его из объятий и дала ему пощечину. После удара вся его притворная вежливость разбилась на куски.
— Гвен, будь ты проклята! Я устал от этой борьбы.
Он действовал так быстро, что она не смогла уклониться. Даннин схватил ее за плечи и прижал к стене. Хотя Гвенивер боролась и лягалась, пытаясь оттолкнуть мужчину, он оказался слишком тяжелым для нее. Грубо, с силой он навалился на нее. Весь потный, он сдавливал ее у стены, его руки оставляли синяки у нее на плечах. Снова и снова он пытался поцеловать ее.
— Отпусти меня! Ты, ублюдок, отпусти меня!
Даннин так сильно стиснул ее у стены, что Гвенивер едва могла дышать. Внезапно она услышала крик. Вопли заполнили всю комнату. Даннин разжал руки и резко повернулся, когда вбежали Невин и Исгеррин. В дверном проеме стояла Окласа и кричала, снова и снова.
— Святотатство! — шептал Исгеррин в ужасе. — О, дорогая Богиня, прости нас!
— Ты дурак, Даннин! — сказал Невин. — Полный олух.
Потрясенная Гвенивер едва переводила дух. Она чувствовала, что ее спина и плечи горят огнем, но эта боль была ничем в сравнении с болезненным холодом в животе. Ее почти загрязнили грубой силой. Исгеррин повернулся к Окласе.
— Прекрати кричать, девушка! Беги за пажом. Пошли за стражей. Быстро!
Когда, все еще рыдая, девушка убежала, Даннин резко повернулся к двери. Невин спокойно шагнул вперед и встал перед ним.
— Ты собираешься зарезать двух стариков, чтобы выйти из покоев? — спокойно
В тишине Даннина стало трясти. Он дрожал, как тополь на ветру. Гвенивер хотелось кричать. Она закрыла руками рот и смотрела, как он трясется. Вся ее слава, ее неодолимая мощь на поле брани и ее гордость фехтовальщицы — все погибло, все отнято у нее силой. Грубая сила Даннина превратила ее в обычную испуганную женщину и за это она ненавидела его больше всего. Исгеррин по-отцовски положил руку ей на плечо.
— Госпожа! Он сделал вам больно?
— Нет, — выдавила она.
В коридоре закричали мужчины. Четверо стражников короля ворвались в комнату с обнаженными мечами и остановились, уставившись на своего командира, словно решили, что попали в кошмарный сон. Даннин попытался что-то сказать, потом его снова затрясло. После болезненных минут, которые, казалось, тянулись вечно, сам Глин ворвался в комнату. За ним по пятам следовал Сад-дар. При виде брата Даннин упал на колени и заплакал, как ребенок. Саддар демонстративно громко вздохнул.
— Святотатство! — воскликнул советник. — Я так долго этого боялся. Леди Гвенивер, о, какая ужасная вещь!
— Минутку, — перебил Глин. — Данно, в чем дело?
У Даннина из глаз текли слезы, он достал свой меч и протянул королю рукояткой вперед, но все еще не мог говорить.
— Сеньор, Невин и я видели это, — сказал Исгеррин. — Он пытался силой взять госпожу.
— О, боги, — воскликнул Саддар. — Какое ужасное проклятие пошлет на нас Богиня?
Стражники содрогнулись и отступили назад от человека, который хотел осквернить жрицу.
— Данно, — сказал король. — Это не может быть правдой.
— Это правда, — наконец выдавил он. — Просто убей меня.
Даннин откинул голову назад и обнажил шею. С проклятием Глин бросил меч через всю комнату.
— Я решу этот вопрос утром. Стража, отведите его в его покои и держите там. Заберите у него кинжал. — Глин посмотрел на бледные лица свидетелей. — Я хочу поговорить с ее святейшеством. С глазу на глаз.
Когда стража выводила Даннина, Глин неотрывно смотрел в стену. Один за другим остальные тоже поспешили прочь, Саддар выходил последним. Король резко захлопнул за ним дверь, затем опустился на стул и уставился в огонь, играющий в камине.
— В этом деле, ваше святейшество, вы — монарх, а я — подданный, — сказал он. — Я подвергну лорда Даннина любому наказанию, которое потребует Богиня, но как человек я прошу вас оставить жизнь моему брату. — Он сделал паузу и тяжело сглотнул. — По закону я должен выпороть человека, посмевшего посягнуть на жрицу. Публично выпороть, а потом повесить.
Гвенивер села и сжала дрожащие руки. Она насладится каждым ударом, который нанесет ему палач. Ей доставит радость увидеть, как он дергается в петле. Внезапно она почувствовала, как за ее спиной собирается Богиня. Она ощутила холодное темное присутствие, как зимний ветер, проникающий сквозь окно. Гвенивер поняла, что если использует священные законы ради личной мести, то совершит богохульство. И таким же нечестивым деянием будет отказаться от священной мести ради короля. Она воздела руки и молча взмолилась к Богине, пока Глин неотрывно смотрел в огонь и ждал.