Чары

Норман Хилари

– Об этом не может быть и речи, – сказала Мадлен. – Ты же знаешь, я никогда не попрошу у них помощи.

Руди посмотрел на Эстель.

– Вы можете подменить мою сестру, пока я свожу ее куда-нибудь на лэнч?

– Но мы можем поесть здесь.

– Пойдем, Магги, – сказал он. – Нам нужно кое о чем поговорить.

– Но ведь можно и здесь, – возразила Мадлен.

– Тебе не помешает прогуляться, правда? – заметила Эстель.

Он увел ее из Сен-Жермена, подальше от Левого берега, в уютное кафе. Руди заказал обоим

телячью печенку, обжаренную с луком. Какое-то время они молчали, а когда Мадлен вопросительно посмотрела на него, Руди сказал – ей потребуются все ее силы.

– Ты стала похожа просто на щепку.

– Ну, спасибо!

– Конечно, на прелестную щепку, но с таким измученным лицом, что мне больно смотреть.

– Не переживай из-за меня, – сказала Мадлен, тронутая его вниманием. – Да, наступили тяжелые времена, но мы все преодолеем.

– Но, Магги, ты ведь не станешь возражать, если я скажу – легче преодолеть, имея деньги.

Она вздохнула.

– Конечно, ты прав… но это ничего не меняет. Пожалуйста, не заставляй меня спорить с тобой, Руди – я не дотронусь до денег Грюндлей, и уж конечно, никогда не попрошу куска хлеба у Стефана Джулиуса.

– А я и не прошу тебя об этом.

– Тогда что же? – вздохнула она. – Ты пытаешься одолжить мне денег?

– Нет, – сказал Руди. – Ведь мои деньги, конечно, из того же источника, и поэтому я даже и не буду пытаться тебя уговорить.

Официант налил немного вина в бокал Руди. Он отпил немного и одобрил.

– Чудесное, – сказал он Мадлен. – Выпей тоже немножко.

– Чуть попозже.

– Сейчас.

– Ты изменился, – сказала она чуть сухо.

– Мне нужно тебе кое-что сказать – о нашем дедушке… – Руди отломил маленький кусочек хлеба и жевал его какое-то время. Наконец он заговорил.

– Две недели назад я случайно слышал разговор мамы с Оми. Они были в гостиной Оми. Дверь была приоткрыта. Они не знали, что я дома.

– Продолжай.

– Они обсуждали письмо, оставленное Амадеусом. Он хотел, чтобы все его имущество перешло к тебе. Дом, все его содержимое – и скульптура, о которой ты говорила тогда, когда уходила из дома. Eternit'e.

Он помолчал.

– Но самое важное – из того, что я услышал, Магги, – он наклонился к ней через столик и заговорил тихо, – это то, что наш отчим уничтожил это письмо.

– Но зачем ему это понадобилось? Я уверена, адвокат, герр Вальтер… Он ведь, наверно, производил опись имущества в доме и нашел его…

– Если это было просто письмо, а не официально оформленное завещание, он мог отдать его нераспечатанным. Ему платит Стефан, и похоже, адвокат не очень расположен вмешиваться в семейные дела.

Мадлен задумалась.

– Значит, имущество Опи перейдет к нашему отцу – но они, вроде, заставили его отказаться от прав наследования собственности дедушки. – Она колебалась. – Значит ли это, что оно перейдет к нашей матери – или к нам

двоим?

Руди пожал плечами.

– У меня нет определенной идеи – но это ничего. Я просто подумал – продав дом, ты можешь немедленно получить необходимые деньги, Магги. А что касается этой таинственной скульптуры…

– Ее там нет, – тихо и спокойно сказала Мадлен.

– Но тогда где же она?

Мадлен взглянула в лицо брату и почувствовала облегчение – она поняла, что может ему доверять. Слава Богу, это и в самом деле был ее брат.

– Наш отец забрал ее, – ответила она. – Лишь трое – кроме самого Опи – знали, где была спрятана скульптура: папа, я и Константин.

– Русский?

– Опи никогда не создал бы ее без него. Они жили вместе пять лет. Они вложили в нее все, Руди, всю свою душу – ради Ирины, потому что оба они так любили ее.

– А эти драгоценности… ты думаешь, они настоящие?

– Константин говорил, что эта скульптура просто не имеет цены, – она ответила мягко. – Одни только камни стоят целое состояние. А еще вся она сделана из цельного белого золота, и Константин вложил в нее весь свой талант, все свое искусство и то, чему научился у отца, который тоже работал на Дом Фаберже.

Она покачала головой.

– Она была просто необыкновенной, уникальной, хотя Опи никогда не думал о ее денежной цене.

– И он хотел отдать ее тебе.

– Уверена, папа надежно сохранит ее для меня.

– Да? – бережно спросил Руди.

– Как ты можешь сомневаться? Кому же мне еще доверять? – Мадлен бросила ему вызов, мягкий, но все же вызов. – Человеку, который любит меня без оглядки, или мужчине, настолько ничтожному и подлому, что он мог наплевать на последнюю волю моего дедушки?

Она остановилась, чтоб перевести дух.

– Не говоря уже о моей матери, которая позволила ему сделать это.

– Она чувствует себя виноватой… и голос у Оми был грустный. Они говорили недолго, но мне стало ясно – они не одобряют его.

– Но ведь они не остановили Стефана.

– Нет, – Руди посмотрел ей прямо в глаза. – И именно поэтому я говорю тебе – ты должна поехать в Цюрих.

– Я не хочу унижаться.

– Нет, не обвинять их, не клясть – я знаю, ты этого не сделаешь. Но Стефан просто обокрал тебя, Магги, и у тебя есть нечто большее, чем просто моральное право требовать финансовой помощи.

Пока они ели, Руди расспрашивал ее о состоянии Антуана, о лечении, которое предлагал ей Зелеев, о тех возможностях, которые откроются перед ней, если она последует его совету.

– У меня нет выбора, да? – спросила она устало, когда они шли назад по площади Оперы. – От одной только этой мысли мне становится плохо… но если я не возьму то, что мне принадлежит, я не смогу помочь своей семье…

– Я буду с тобой, – Руди взял ее руку, слегка пожал ее. – Сколько тебе нужно времени, чтоб собраться?