Час будущего. Повесть о Елизавете Дмитриевой
Шрифт:
Франкель вылез из экипажа.
— Но, надеюсь, ваш комиссар тут поблизости? — невозмутимо спросил он ажана. — Мне бы не хотелось пропустить поезд.
— Не вижу большой беды в этом, — не менее спокойно заметила по-немецки Елизавета. — В самом крайнем случае придется переночевать здесь, ну так уедем завтра утром…
После ее слов ажан вдруг остановился.
— Очень жаль, но я не могу сказать вам, будут ли еще действительны завтра ваши билеты… А вы, собственно, куда собираетесь ехать?
— Как куда? В Германию! — как о само собой разумеющемся
— Ну ладно, садитесь, — вдруг смилостивился конвоир. — Но на обратном пути позаботьтесь о паспорте!
Фортуна и на сей раз им улыбнулась.
И вот за окном вагона первого класса открываются прихотливые пейзажи долины Марны, нежно зеленеют виноградники Шампани, карабкается по склонам гор зеленая стена вогезских лесов. Но глаза не воспринимают всех этих красот, да и разговора почти не возникает, молодая пара похожа на старых, давно уже обо всем переговоривших супругов. Усталость, каменная усталость отяготила им веки и сковала языки, только слух в постоянном напряжении, точно часовой на посту.
— Эпернэ! — объявляет кондуктор. — Стоянка десять минут.
— Шалон-на-Марне! Стоянка пятьдесят минут.
География франко-прусской войны разворачивалась перед ними в обратной последовательности.
— Туль!
— Нанси!
— Страсбург!
А в промежутках пыхтение паровоза, свистки или вежливый голос в дверях отделения первого класса:
— Господа, будьте любезны показать ваши паспорта.
После всего пережитого ощущение опасности притупилось. И все же каждый раз, провожая глазами очередного жандарма — синий мундир, треуголка, белые лосины, — оба вздыхали с облегчением.
— У вас талант, — восхищалась Елизавета. — Вы мужественный актер.
— Ах, если бы видели, как я жалок внутри! Я все думаю о парадоксе Дидро, — усмехался он. — Актер, который полностью отдается игре, не перешагнет границы посредственности. Надо внешне показывать обратное тому чувству, которое должен испытывать.
И снова поддавались напряженной своей полудреме.
Только один раз, казалось бы, ни с того ни с сего Франкель быстро проговорил:
— Пускай нам не удалось сделать то, чего мы хотим, хорошо уже, что успели показать, чт охотели.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Простучали колеса по длинному мосту через Рейн, прощай, Марианна! За прежней довоенной границей Германии — Кель, откуда в сторону Гейдельберга поезд повернет налево, тогда как в Швейцарию путь направо.
Господам, выходящим в Келе, пора собираться.
— Простите, фрау, у вас билеты до Гейдельберга, а это всего лишь Кель.
— О, тут, знаете ли, у нас родня, мы надумали ее проведать.
— Счастливого пути, фрау. Счастливого пути, герр.
В вокзальном буфете они заказывают себе кофе, и Елизавета незаметно чокается чашкой о чашку.
— С благополучным прибытием!
Но Лео не советует ей спешить с выводами.
— В нас они видят более опасных врагов, чем друг в друге. В сущности, немцы — соучастники Версаля и вполне заслужили рядом со своими Железными крестами еще и кресты Почетного легиона. Как прав был Маркс, когда в середине мая предупредил нас с Варленом, что Бисмарк заинтересован в скорейшей победе этой очковой змеи, Тьера!
Он вдруг хлопнул себя по лбу.
— Совершенно вылетело из головы! Забыл передать вам, Элиза, мне друзья рассказывали об одном вашем соотечественнике, человеке странном, впрочем, свою пулю принявшем достойно. Подробностей я не знаю, но назвал себя перед смертью сыном царского генерала и князем… имя громкое, вы, конечно, его знаете, герой войны с Наполеоном… нерусское имя…
У Лизы екнуло сердце.
— Багратион?!
— Конечно, конечно! Он был, наверно, поляком?
— Почему же? — нашла в себе силы удивиться она. — Ну да, конечно, в том смысле, как Рудин, вы помните, Лео, как кончается тургеневский «Рудин»? Впрочем, нет, откуда вам это помнить, если вы считаете Багратиона поляком… Так вот, герой Тургенева гибнет в Париже в Сент-Антуанском предместье — кстати, неподалеку от того места, где мы с вами, Лео, получили свои царапины от версальцев, — он гибнет на баррикаде сорок восьмого года, и увидавший, как он упал, инсургент кричит другому: «Поляка убили!»
Из архива Красного Профессора
21 июня (3 июля) 1871 г. секретарь русского посольства в Париже Обрезков довел до сведения шефа Третьего отделения графа Шувалова:
«…В числе расстрелянных за участие в Коммуне находится князь Багратион, который на допросе показал, что он сын генерала русской службы и сам находился в русской армии. Родился он в Тифлисе 23 мая 1837 г., и зовут его Александр Константинович».
14 июля Третье отделение, уведомив об этом главного начальника Тифлисского губернского жандармского управления, просило более подробных сведений о вышеуказанном Багратионе.
В ответ было получено донесение из Тифлиса от 24 августа, согласно которому в метрических книгах всех тифлисских церквей и Николаевского собора Кавказской армии князя Багратиона А. К. не обнаружено. Далее, со ссылкой на авторитет знатока грузинской истории Платона Иоселиани, сообщалось, что вообще князя Константина Багратиона не существовало, а был лишь брат П. И. Багратиона князь Роман Иванович, генерал-лейтенант, но у него не было сына Александра. Жандармский вывод гласил: «Вероятно, расстрелянный за участие в Парижской Коммуне назвался вымышленным именем».