Час игривых бесов
Шрифт:
Она только головой покачала, дивясь причудам судьбы, хотя уж, конечно, ко всему пора было бы привыкнуть...
Итак, мужчина убежал. С черного входа «Барбариса» выглянул широкоплечий охранник, пристально осмотрел двор и снова скрылся, по счастью, так и не разглядев авантюристку с монтировкой.
Телефончик завибрировал.
– Это я, – страшным шепотом сказал Равиль. – Он идет к нашему магазину.
– Посмотрите на него как следует, – коротко скомандовала Алена.
Прошло еще минут пять или десять.
Ноги
«Досчитаю до двухсот и буду выбираться отсюда», – решила Алена.
Телефон!
– Был, купил литровую коробку ананасного сока «Моя семья» («Ананас для Инки завтра не забыть!» – вспомнила Алена) и ушел на остановку маршрутного такси, – отрапортовал Равиль. – Спрашивал про ремонт в «Барбарисе» – якобы хотел время в ресторане провести, а все закрыто. Очень интересовался, кто и как охраняет. Потом ушел. – Вы его разглядели?
– Конечно.
– Можете описать?
– А то!
– Ну?!
Последовал отчет.
Алена только головой кивала: глаз-алмаз у Равиля, ну просто глаз-алмаз!
– Равиль, – сказала она прочувствованно, когда рапорт был сдан. – Равиль, я вас обожаю. Клянусь, по мотивам этих приключений я напишу детективчик, героем которого будете вы. Ну, может, не главным, – немедленно оговорилась она, отлично зная, кто именно окажется главным героем ее романа, – но именно благодаря вам преступление будет раскрыто...
Равиль сначала немножко попыхтел в трубку, видимо, не в силах сразу совладать с обуревавшим его восторгом. Потом заговорил толстым, важным голосом:
– А как меня будут звать?
– Ну, не знаю пока, – растерялась Алена. – А что, это очень важно? Назову как скажете.
– Назовите Равилем Хаметдиновым, как в жизни, ладно? – попросил он. – И про магазин «Горячая еда» тоже напишите.
– Договорились.
– Точно? Железно?
– Клянусь Аллахом, – торжественно пообещала Алена и отключилась.
Дело было сделано, она узнала что хотела, теперь нужно было вернуться домой (только не забыть, каким путем вернуться!), чтобы продолжать истощать баланс своего мобильного телефона. А еще нужно немножко полазить по Интернету...
Да, и волосы покрасить не забыть!
Моська молодец, конечно... Ой, нет, это Димку глюк какой-то накрыл, что сказал, будто Моська молодец! Ну, в том смысле, что она правильно все рассчитала: на память надейся, а сам не плошай. Ему фотка на книжке здорово помогла, пока он шарил взглядом по лицам, пытаясь отыскать «свою знакомую дамочку», как опять же выразилась Моська.
Как всегда, на электрички во второй половине дня рвалось множество народу, в кассовых залах толпа кипела. Димка помотался из одного зала в другой и уже решил, что придется-таки по всей электричке писательницу искать, как вдруг заметил, что рядом приостановилась
Его дрожью так и проняло: да вот же она! И в памяти немедленно возник тот пугающий миг, когда она появилась из-за угла захламленного ресторанного зала в этой самой дубленке, бледная, с растрепанными волосами и большущими яростными глазами...
Эти глаза оказались такими же большими, какими он их запомнил, правда, сейчас никакой ярости в них не было, а было любопытство и усмешка. Димку-то сначала, когда он дамочку свою увидел, в холод-жар кинуло: а вдруг она его узнает да сейчас ка-ак заблажит на весь вокзал: держи, лови! – но тотчас он смекнул, что она смотрит не столько на него, сколько на книжку в его руках. А, ну да, понятно, это ж ее романчик. Небось приятно, что читатель-почитатель обнаружился.
Между прочим, на фотографии она была гораздо моложе и веселей. Улыбка такая приветливая...
«Запомните нас веселыми!» – Костя Катков часто так говорил. Из какой-то пьесы... «Барабанщица», что ли, Димка не помнил точно, но вроде бы там какая-то разведчица так прощалась со своими друзьями: дескать, запомните нас веселыми! – перед тем как пойти на расстрел.
Очень душевно!
Ну и почему это вдруг пришло в голову? Почему и зачем? К чертям ненужные воспоминания! Работай!
Димка, конечно, сделал вид, что никак фотку на обложке не соотносит с реальной женщиной, и пошел к кассе, сам исподтишка наблюдая за жертвой.
Волосы у нее оказались темней, чем ему помнилось и чем на фотографии, и были растрепаны ветром, который усилился к середине дня и даже наносил метельные вихри. На плече дамочки висела большая сумка, а еще одну она держала в руке. Сумка эта была – шелестящий полупрозрачный пластиковый пакетик, в котором лежало что-то полукруглое, увесистое. Димка присмотрелся и чуть не рухнул, увидав, что это ананас.
Нет, ну надо же! Это какая-то ирония судьбы, честное слово! Заклинило ее на этих ананасах!
Димка вспомнил, как его шарахнуло этим фруктом по башке, как залило всего кисло-сладким соком, как он потом оттирал липкие пятна на куртке и избавился от резкого запаха, только когда в ванне насиделся да переоделся с ног до головы, – и аж замутило, честное слово! Он раньше любил ананасы, но с того вечера, чудилось, заимел к ним отвращение на всю жизнь.
Заимеешь небось!
К счастью, она уже отвернулась, дамочка эта, и не заметила, как его физиономию аж на сторону повело при одном только взгляде на ананас в сумке. Вдруг бы его исказившееся страхом лицо вызвало у нее какие-то воспоминания... аллюзии, как любил выразиться Костя Катков. Димка, помнится, собирался-собирался спросить, что это словцо означает, да так и не спросил. Ну, может, сегодня спросит... если дело нормально сложится.