Час игривых бесов
Шрифт:
Димка стоял как столб. Потом громко вздохнул.
У ее друга «Ориент»?! Этот самый «Ориент» он сам содрал с руки ее друга и надел на себя!
Он похолодел.
И в это мгновение со стороны писательницы вдруг раздался пронзительный звон.
Она покачала головой и засмеялась.
Димку бросило в жар.
Она издевается, вот что, эта писательница! Она его узнала и издевается!
Пропал весь его тщательно разработанный план! Теперь бесполезно скрываться! Даже если он сейчас выхватит пистолет и влепит ей пулю между этих смеющихся серых глаз,
И как бы он быстро ни бежал, как бы ни маскировался, его найдут! Схватят!
Димку бросило в жар. Он физически ощущал, как набухли на голове капельки пота, как слились в струйки и потекли на лоб, немилосердно сдавленный черной суконной каскеткой.
Стащил каскетку. К чертям маскировку, раз она его узнала!
Что это за безумный звон?! А, ну да, мобильник! Ну и прибавила она звук, нечего сказать! Бедный Раечкин кавалер аж покачнулся!
Алена сконфуженно хихикнула, принялась нашаривать телефон, и в это время парень стащил свою уродскую кассетку.
Алена изумленно уставилась на него. Ну да, положено снимать головной убор в помещении и разговаривая с дамой. Однако кто бы мог ожидать таких тонкостей от кавалера хамоватой Раечки?!
У означенного кавалера была стриженная ежиком светловолосая голова. Волосы на лбу выдавались острым мыском. Прозрачные глаза неподвижно таращились на Алену, а рот напряженно стиснулся в нитку.
Ей вдруг стало душно.
«Мне показалось, у него волосы на лоб таким острым мыском выдаются, а нос курносый», – словно бы послышался голос бесценного Равиля.
Эти волосы! Эти светлые глаза! И курносый нос, и широкие плечи, и... и «Ориент»!
«Ориент» Игоря.
Их взгляды схлестнулись, и в это мгновение Димка понял, что поспешил... Да, она узнала его – но только сейчас, сию минуту, когда он сам дал, на блюдечке с голубой каемочкой преподнес ей такую возможность! И если минуту назад у него еще был шанс, то теперь уже не осталось.
Все! Все!
Вне себя от отчаяния, от глупости случившегося Димка сунул руку под куртку и выхватил пистолет.
Сдвинул предохранитель, выставил ствол... и в эту минуту писательница, у которой вдруг странно расширились глаза, подхватила с колен свою белую пластиковую сумочку, размахнулась – и что было силы ударила по Димкиному лбу.
Все помутилось в глазах.
Его шатнуло в сторону, палец рефлекторно нажал на спуск... выстрела слышно не было, только звон... Окно позади писательницы Дмитриевой рассыпалось мелкой пластиковой крошкой. В то же мгновение кто-то обхватил его сзади, заваливая на спину, да еще кто-то сбоку попытался выкрутить руку. Димка наклонился вперед, силясь сбросить противников, взмахнул пистолетом, снова нашаривая ускользнувший из-под пальца спуск, попытался развернуться, но тот, сзади, все ломал ему хрип. И вдруг бабища в шубище сорвалась с заднего сиденья и понеслась на Димку, размахивая...
Размахивая
Это еще что такое?!
Не столько от страха, сколько от изумления Димка снова нажал на спуск, а потом что-то тяжелое обрушилось на его затылок, и в глазах стало темно... непроглядно темно.
– Елена Дмитриевна! – крикнул бородатый Лев Муравьев, придерживая обмякшее тело парня, в то время как Саблин, все это время пытавшийся выкрутить его руку, наконец выдернул из ослабевших пальцев пистолет. – Вы как?
– Все нормально, – прошелестела Алена, опускаясь на сиденье и не понимая, почему так колюче сидеть и почему таким холодом несет в спину.
Провела рукой по лбу, но тут же вскочила:
– Он стрелял! Он кого-то убил?
– А-а! – завопила какая-то девушка, сидевшая чуть поодаль. – Он женщину убил! Дырка во лбу! Дырка! Смотрите! Дырка!
Сидевший рядом с ней молодой мужчина, в руках которого тоже был пистолет, повернулся к ней, и девушка онемела.
Вообще же в автобусе царила странная тишина. Наверное, от шока. А водитель, громко врубивший музыку, такое впечатление, не слышал ни выстрелов (впрочем, они и впрямь звучали не громче хлопков), ни звона разбитого стекла. Или от потрясения оглох? «Другану» Льва Муравьева пришлось выбраться со своего сиденья и пойти попросить его затормозить.
Тем временем Муравьев опустил потерявшего сознание парня на пол и, выхватив из кармана наручники, проворно сомкнул его запястья, заодно прицепив их к стойке сиденья.
Поднял голову, неодобрительно поглядел на Алену:
– Что это у вас в сумке? Пушечное ядро?
– Ананас, – слабо проговорила Алена. – Бывший ананас...
Муравьев принюхался к кисло-сладкому, острому аромату. Хмыкнул все так же неодобрительно.
– Что там с женщиной, Николай? – спросил молодого человека, который наклонился над бабой в огромной шубе.
– Наповал, – разогнулся тот. – Ничего не понимаю, Лев Иванович. Почему у нее был пистолет? Господи, какая она страшная...
– Документы есть?
– Нет ничего, только мобильный телефон.
Алена выбралась в проход, переступила через шапку, свалившуюся с головы убитой, взглянула в окаменелое лицо с обвисшими бульдожьми щечками – и покачнулась. Саблин подхватил ее, строго посмотрел в глаза:
– Вы что, в обморок собрались падать?
– Вы сейчас тоже упадете, – пробормотала она. – Потому что это она... Галина Омелина.
Саблин бросился к неподвижному телу, опустился на колени.
Замер, недоверчиво покачивая головой, потом вдруг резко прижал руки к глазам, встал, и теперь его лицо было спокойно. Он сосредоточенно смотрел в темное окно.
Что он там видел? Ну, наверное, видел что-то, если смотрел так пристально...
– Омелина?! – воскликнул Муравьев, взглянув на убитую. – Эта уродина?! Да это... нет, не может быть!
– Моська, – пробормотала Алена. – Это она, я же вам рассказывала.
– Да, рассказывали, только я не верил. И теперь верю с трудом...