Час, когда придет Зуев

Партыка Кирилл

Большой радости он не испытал и теперь чувствовал скорее разбитость, чем сладкую истому. Приведя одежду в порядок, Вера попросила сигарету. Они закурили. Алексей опять протрезвел, ему сделалось томно и стыдно.

— Тебе хоть чуть-чуть было хорошо? — спросил он, чтобы не молчать, и ужаснулся:

«Что я плету?» — Замеч-чательно, — Вера глубоко затянулась.

— Да, извини…

— Чего извиняться? Все нормально.

— Понимаешь, я не хотел тебя обидеть. Мне так жаль…

— Слушай, помолчи, — приказала Вера. — Я сейчас докурю и пойду. Дай отдышаться.

Волин, сам не понимая, что с ним происходит, чувствовал себя все гаже, но не по причине похмелья.

— Слушай,

Вера, я не хотел тебя обидеть, — повторил он, — честное слово, не хотел. Я свинья, сволочь… Просто напился, а идти некуда, и так тошно одному.

Еще торговаться начал, подонок.

Он вдруг наклонился, схватил Верину руку и поцеловал. Девушка сперва отшатнулась, но потом погладила его жесткой, шершавой ладонью по щеке.

— Да успокойся ты. Что случилось? — Голос ее смягчился. — Ты же меня не насильно затащил. А больше с тебя и не полагалось.

— Так ведь нельзя, ты же девчонка совсем, глупая, а я… У меня дочка чуть тебя помладше… (Волин был отвратителен себе в эту минуту, но остановиться не мог.) Ты ведь красивая… а мы с тобой что делаем?..

— Дочка, говоришь? — перебила его Вера, вставая. Тон ее погрубел. — Вот и смотри за ней, а не по бабам шляйся. Расплакался. У меня тоже дочка. Годик ей. У меня родственников нет, а у нее отца. За ясли платить некому. И жить надо, кушать.

Думаешь, там много платят? — девушка ткнула пальцем куда-то в темноту. — Хрен там платят! Так чем с коммерческим директором задарма, лучше с таким, как ты.

Хоть навар есть… Папаша!

Она обошла скамью и нырнула в кусты. Волин вскочил, устремился следом, догнал девицу посередине аллеи.

— Я провожу.

— Отстань. Тут идти-то!..

Алексей вышел из парка, не соображая, пьян он или нет. В голове стоял туман, грудь переполняли какие-то помои. Праздника для души захотел? Денежки завелись?

Вот тебе праздник. Шарахался от каждой тени, приглянулся гомику и в конце концов на лавке, как последняя мразь!.. Интеллигент сраный! Да хоть бы уж попалась отпетая, а то попользовался какой-то несчастной. Как она иначе заработает? Что ей остается делать? На нее еще молиться надо, что ребенка не бросает.

По дороге домой — он жил в самом центре — Волин, окончательно изведя себя, не выдержал, купил в коммерческом ларьке бутылку вина и выпил ее тут же, у тыльной стороны киоска, из горлышка. Терять, как ему казалось, все равно было нечего.

Дерьмо!

Вино, однако, подействовало на него благотворно. По мере приближения к дому душевная тошнота понемногу рассосалась, сменившись раздумьем о предстоящем объяснении с домашними. Лариска, конечно, дым коромыслом не поднимет, но приятного все равно мало. Напоследок мелькнула даже мысль относительно недавнего приключения: «Не одна же она такая. Другие как-то устраиваются, не все собой торгуют…» Несмотря ни на что, дома Волин чувствовал себя лучше, чем где бы то ни было. Он ускорил шаг.

Позади кто-то загоготал, оглушительно в ночной тишине, бессмысленно и словно не глоткой, а самой утробой. Волин вздрогнул и оглянулся. В этом месте не горела пара фонарей. В неосвещенном пространстве маячили и перемещались какие-то едва различимые фигуры. Волин не мог разобрать, что там за компания колобродит, но ему почему-то представилась не уличная шпана, а именно «жлобы» и «мордовороты».

Алексей ускорил шаг, свернул с главной улицы и на минуту вздохнул спокойно. Но орава, покуролесив на перекрестке, потащилась вслед и незаметно приблизилась на расстояние двух десятков шагов.

Волину не стыдно было припустить

бегом. Но он знал, что от таких не убежишь.

Компания заржала особенно гнусно, и Волину показалось, что среди прочего невнятного болботания послышалось слово «карась». Ну да, он и есть «карась», пьяненький, которого шмонают в подворотне, иногда предварительно огрев чем-нибудь тяжелым по голове, чтоб не трепыхался.

Теперь Алексей испугался по-настоящему. Его вдруг ошпарила мысль: вот оно, то, что выматывало душу бессонными ночами и над чем он посмеивался по утрам…

Позади с оглушительным звоном и грохотом что-то разбилось, должно быть пустая бутылка, и чей-то голос торжествующе завопил. Волин сунул руку в карман, ощупал рубчатую рукоять револьвера, но особого прилива уверенности не испытал.

Слева и справа все так же холодно сверкали витрины, сплетались в тяжелые кружева железные решетки, охватившие, кажется, весь нижний уровень города, по пустынной мостовой изредка на бешеной скорости проносились легковые машины, отражая свет фонарей черными бельмами тонированных стекол.

И тут впереди Волин заметил арку. Как же он мог о ней забыть? В лицо ему дохнуло плесенью, но Алексей, не раздумывая, нырнул в темноту и затхлый воздух тоннеля.

Бегом миновал искусственную пещеру, подвернул ногу на невидимой выбоине, наступил на какую-то липкую гадость, оказался во дворе и затаился. Через минуту компания шумно проследовала по улице, гуканье и уханье стали стихать, рассыпаясь перекатистым эхом. Волин с тоской подумал, что раньше в этот час кругом было бы еще полно народу, милиции наконец, но теперь с наступлением сумерек жители города спешили укрыться за решетками и металлическими дверями, на недосягаемой высоте верхних этажей, за непроницаемой плотностью штор, отгородиться любыми способами от темноты и шныряющих в ней жутких, искаженных игрой светотени и оттого кажущихся не совсем человеческими фигур.

Волин решил выждать минут пять, а потом вернуться на улицу. Но тут где-то неподалеку со страшным дребезгом рухнула витрина. Не окно, а именно витрина.

Басовитый лязг толстого стекла и звон тяжелых осколков ни с чем спутать было нельзя. Сквозь тоннель до Алексея докатились торжествующие вопли и визг.

Нет, на улицу — это уж извините! Двор был проходным. В нем стояла темень и тянуло сквозняком. Промозглый ветерок, дувший Волину в спину из-под свода тоннеля, забирался под джемпер, трогал шею и затылок, словно примериваясь, как бы получше ухватить. Тоннель пронизывал основание старого небоскреба и опрокидывался в колодец, образованный тылами трех дряхлых зданий. Над его асфальтовым дном нависали подгнившие балконы и галереи. Фасады домов еще поддерживались в более или менее приличном состоянии, но здесь, на задворках, Волину даже при свете дня становилось не по себе. Возвращаясь с работы и желая сократить путь, он иногда нырял в этот угрюмый двор и, поеживаясь, пробирался среди груд старого хлама: битых ящиков, поломанной мебели, каких-то искореженных металлических каркасов. Двор оканчивался вросшими в землю ржавыми железными воротами. Один прут в них был выломан. Протиснувшись в дыру, Волин, подхлестываемый неприятным чувством, резво пересекал короткий мрачноватый переулок и попадал в собственный двор, казавшийся по контрасту особенно обжитым и ухоженным. Но и днем тайная свалка, притаившаяся в самом центре города, оставалась местом отталкивающим и слегка пугающим. Сейчас же, на пороге полуночи, Волин, ежась от холода и дурного предчувствия, понял, что вряд ли сможет заставить себя пересечь ее.