Час негодяев
Шрифт:
Так… а вот и флажок. Очень кстати…
– Вылезайте, живо!
Достал и винтовку – чего уж там. Мы – украинские нацгвардейцы, учения проводим тут, не лезьте к нам.
Еще штрих к портрету?
Сунулся в машину, нашел подходящую радиостанцию – о! Оно!
Укропчик… забористый!
I хай, як завжди, манить висота, I бiлi куполи над головою, Але сьогоднi вища є мета У нас з тобою, у нас з тобою. Тримають нас смугастi нашi душi, Штовхає нас потужний серця стук. I жоден з нас присяги не порушив, I58
Тартак. «Никто, кроме нас».
О, це добре…
– Катя…
Мы все трое в форме. Нормально.
– Держи. Цепляй себе.
Украинские флажки. На липучке. Надел – снял. Надел – снял. Как удобно. Уже и погоны придумали на липучке. Надел – снял. Надел – снял.
Удобно.
– Кать, там внизу – лодка.
– Где – внизу?
– Внизу. В воде. Там же – баллон… там воздух под давлением. Пид тиском, на… Лезь в воду, как найдешь – скажешь. Я скажу, как надуть лодку.
– А почему…
– А по кочану, – оборвал ее я, – выбирай, или ты в армии, или ты б… В армии подчиняются приказам.
Иногда приходится и так. Особенно с такими вот, отправившимися на войну доброволками…
– Славик, в порядке? Здорово прилетело?
– Нет.
– Точно? Покажи…
Кинул мельком взгляд – не сказать, что смертельно.
– Пуля вышла?
– Да.
– Значит, выживешь…
Вертолет!
Я даже сначала не понял, какой именно – слишком слабый и необычный звук. Потом понял – «Робинзон». «Робинзон-44» [59] разворачивался над Днепром…
Вертолет – это хреново. Очень. И хорошо, если он один.
59
«Робинзон-44» – один из самых дешевых и легких вертолетов в мире. Сорок четвертая модель способна взять на борт пять человек и заправляется обычным автомобильным бензином. Несмотря на то что компания «Робинзон» появилась совсем недавно, она является мировым лидером по производству вертолетов из-за их дешевизны и простоты.
– Катя, что с лодкой?!
– Еще немного!
Мне бы быть таким бодрым и веселым.
– Славик… подскажешь поправки?
– Да…
Я опер винтовку цевьем об ограждение моста, стараясь упереть как можно прочнее.
– Затвор…
– Да помню я.
Затвор ушел вперед, досылая патрон. На набережной тормозили машины, и это хорошо. Пусть попробуют добраться через автомобильную пробку-то.
– Цель – вертолет, примерно пятьсот. Наводи!
– Два выше бери!
Винтовка бухнула, сильно ударила в плечо. Ничего… Москва не сразу
– Еще выше!
– Сколько?
– Давай, на три!
Вертолетчик опознал нас и открыл огонь, у него было что-то типа «ПКТ» на каждом пилоне. Но достать нас не успел – следующая пуля попала в фюзеляж, и вертолетик, разваливаясь, полетел в воду…
Берег Днепра.
Двадцать километров от Днепропетровска.
Ночь на 5 июля 2019 года
– Гадость какая… – Катерина скривила нос.
– Ешь, ешь. Там жиры, они нужны для долгих переходов. Чтобы сохранять силы, было на чем идти. Ешь.
Это был майонез. Жирный.
– На фронте лучше кормили? – подбодрил ее я. – Ешь, другого все равно нет.
– Иногда и вообще не кормили, – задумчиво сказал Славик, – чогось волонтеры привезут, тем и годуемося…
– Русский забыл?
– Да нет.
– Ну, а теперь… – я помешал варево в котелке, сваренное на крохотном, бездымном костре (это был чай, точнее, почти чифир), – колись. Ты сейчас за кого? За белых? Или за красных?
Молчание.
– Знаешь, что я тебе скажу. В свое время, если ловили какого-нибудь шкета, который писал на заборе дурное слово, его заставляли прочитать то, что он написал. И ему было стыдно. Так и тут. Если тебе стыдно даже сказать, за кого-то, – значит, ты точняк за кого-то не за того.
…
– Так за кого ты?
– За Украину, – буркнул Слава.
– Уже лучше. А за какую Украину? Их сейчас две. Одна – в Киеве, другая – в Днепре. Я вот тоже, можно сказать, за Украину. Ту, что в Киеве. За Украину, которая прекратит все это безумие и будет жить в мире и тесном союзе с Россией. Просто потому, что иная дорога привела к гражданской войне. Так – за какую?..
– Вон, Катька расскажет.
– Ну? Кать, расскажи. Ты, как я понимаю, отвечаешь за политическую ориентацию вашей ячейки общества?
Про себя ответил – перегибаю палку. Может, говор нашел, после всего. Это бывает – после того, как избежал серьезной опасности, всегда тянет поговорить. Но есть тут еще и другое – злость. Злость на этих двух щенков, которые все же сделали по-своему. Не послушали нас, старших. И опрокинули страну…
Как там Цой пел – дальше действовать будем мы? Ну, вот и результат этих действий. И ведь не осознают… чувствуют, что что-то не то натворили, но осознать, покаяться, начать что-то исправлять смелости не хватает. И ведь они – не единственные, они – портрет поколения. Непоротого, непуганого, невоспитанного поколения, как выразился один из майданутых, – без дурного советского багажа в голове. И вот вокруг нас то, что они натворили.
Как стадо слонов… во главе стада всегда идет старая и опытная слониха… у слонов матриархат. Эта слониха помнит, где можно переправиться через реку, где любят поджидать львы, где есть ямы с солью, а где – рощи с зелеными листьями и побегами, лакомством для слонов. И она ведет стадо, как и год, и два, и пять лет назад, а стадо ей подчиняется.
А теперь представьте, что молодые слоны послали старую слониху на три всем известные и побрели в другую сторону. Ну и чем все это кончится – и для молодых слонов, и для стада, которое лишилось молодого поколения и обречено просто вымереть?
– Не считаю нужным, – огрызнулась она.
– А чего так? Мордой лица не вышел?
– Ты москаль.
– Круто. Еще бы сказала – монголокацап. Или угрофинн. Хотя правильно финноугр. Вы на Майдане познакомились?
– Да.
– А потом дорожки ваши разошлись как в море корабли?
– Да нет…
– Что ты ему рассказываешь! Он все равно не поймет!
– Помолчи!
О, а вот это я уже уважаю. В свое время я научился говорить «помолчи» своей жене слишком поздно. Когда мое первое место в семье воспринималось не как нечто незыблемое и Богом данное, а как восстание. Майдан. Киевляне могут мне позавидовать – в режиме Майдана они прожили менее полугода. Я – больше десяти лет. Все эти годы в моей семье был перманентный Майдан…