Час ночи

Адамов Аркадий Григорьевич

— А к тётке своей она ходит? Или кто-нибудь из той компании?

— Ну что вы! После того прокола кто же сунется?

— Серьёзные люди не сунутся, а шпана всякая, чтоб только погулять, вполне может. А нам бы хоть за кого-нибудь из них тоже зацепиться.

— Нет. Там тихо. Мы приглядываем, как вы понимаете.

— Да, понятно. А ведь уб… — Виталий откашлялся. — Тот парень… в Москве который… тоже, возможно, из этой компании.

— Скорее всего, — согласился Мурзин. — Вот Березина, надеюсь, нам и об этом расскажет.

— Она работает?

— Да должна бы, — не очень уверенно

ответил Мурзин. — Во всяком случае, две недели назад ещё работала.

— Этот парень мог ей из Москвы позвонить или написать, — задумчиво сказал Виталий. — Или нет, написать вряд ли успел. Хотя сейчас это уже неважно. — Он посмотрел на Мурзина: — Поедем, Иван Спиридонович? А то ещё она на работу уйдёт.

Он с трудом поднялся из-за стола и принялся благодарить хозяйку. За ним поднялся и Мурзин.

А ещё через полчаса они поднимались по лестнице уже совсем другого дома на совсем другой улице. Виталий взглянул на часы. Было всего половина восьмого. Часы показывали теперь уже местное время.

На звонок дверь открыл высокий худощавый человек в тёмном костюме с большими залысинами на лбу и мятым, невыспавшимся лицом. Выбрит он был торопливо и небрежно, да и трудно, должно быть, было справиться со всеми складками на щеках и особенно на шее, под подбородком. Глаза с припухшими красными веками смотрели на пришедших людей неприязненно и встревоженно.

Алексей Афанасьевич ничего хорошего не ждал от такого неожиданного звонка. Уж не говоря о дочери, он и от своей работы ничего, кроме трёпки нервов и всяких неприятностей, тоже не видел. А работал Алексей Афанасьевич уже который год прорабом на большом и сложном объекте, который дважды консервировался, и ещё дважды срывались сроки его сдачи. Бесчисленные комиссии, инспектировавшие стройку, добились объявления прорабу такого количества выговоров, которое должно было, казалось, стереть его в порошок и превратить в лучшем случае в какого-нибудь разнорабочего. Но Алексей Афанасьевич странным образом неуклонно получал одновременно с выговорами и всякие премии и почётные грамоты. Ибо в конце концов объекты сдавались с удовлетворительной оценкой. Тем не менее каждая такая комиссия и каждый выговор стоили Алексею Афанасьевичу здоровья. И каждую минуту он ждал на своём треклятом объекте какого-нибудь ЧП вроде крупной кражи, несчастного случая, пожара или чего-нибудь в этом роде. И тогда, конечно же, прибегут за ним. Вот и сейчас неожиданный приход этих двух людей мог означать любую неприятность у него на работе.

Но уже в следующий миг какое-то чувство подсказало Алексею Афанасьевичу, что эти двое молодых людей, из которых один, очень длинный, светловолосый, в модном летнем костюме и пижонских заграничных сандалетах, был явно приезжий, пришли не по работе, а в связи с Валей.

Алексей Афанасьевич внутренне даже весь как-то съёжился в ожидании этой новой неприятности. Но в то же время его вдруг кольнуло беспокойство: а не случилось ли что с девчонкой? И сразу же возникла мысль, как бы уберечь Олю с её больным сердцем от этой неведомой ещё беды…

— Товарищ Березин? — вежливо осведомился Виталий.

— Он самый.

— Хотелось бы повидать вашу дочь, — сказал Виталий и протянул Алексею Афанасьевичу своё удостоверение.

—

Дочь?.. Так она же… Вы, значит, из Москвы, так я понимаю? — сбивчиво произнёс Алексей Афанасьевич, бросив взгляд на протянутую ему книжечку, и вдруг спохватившись, торопливо добавил: — Да вы, товарищи, заходите. Что за разговор на лестнице?

В переднюю уже вышла Ольга Андреевна в синем махровом халате и домашних шлёпанцах, отороченных мехом. Уловив последние слова мужа, она заволновалась и тоже начала настаивать, чтобы все зашли в комнату.

Через минуту они уже сидели вокруг стола с остатками скромного завтрака, и Ольга Андреевна всё порывалась бежать на кухню, чтобы поставить чайник, а Виталий и Мурзин по очереди просили её этого не делать. Но тут Алексей Афанасьевич озабоченно посмотрел на часы, и Виталий поспешно сказал:

— Видите ли в чём дело. Нам надо повидать вашу дочь Валю. Хотим попросить её, чтобы она нам помогла. Надо узнать одного человека. Возможно, он даже ей звонил из Москвы. Это её знакомый, наверное.

— Да-да! Ей кто-то звонил из Москвы! — воскликнула Ольга Андреевна. — Я сама слышала.

— А кто именно? — быстро спросил Виталий.

— Не знаю. Ничего мне Валя тогда не сказала. Да и сейчас… — Она отвернулась и тихо закончила: — Тоже ничегошеньки не знаю…

Алексей Афанасьевич откашлялся и смущённо потёр подбородок.

— Тут, видите, какое дело… — сказал он. — Ну, словом, поссорились мы с Валентиной. Ушла она.

— Куда же она могла уйти? — не спеша и серьёзно спросил Виталий, понимая, что вторгается в очень неприятную область, и сам от этого начиная волноваться.

— Ой, не знаем мы! Ну не знаем! — плачущим голосом ответила Ольга Андреевна, не поднимая головы. — Среди ночи пришла, среди ночи и ушла. Поругались мы. Она опять выпивши была. Ну, отец в сердцах-то и не стерпел и… — Она внезапно запнулась, словно поняв, что коснулась чего-то запретного для посторонних, оглянулась на угрюмо молчавшего мужа и, обращаясь к нему, робко спросила: — Может, опять она у тётки Веры, а, Алёша?

Тот покачал головой:

— Не пойдёт она больше туда. Я же тебе сказал.

— Ну да. Не пойдёт, — сразу согласилась Ольга Андреевна. — Конечно! О господи! Куда же она теперь пошла, а?

Видно было, что вопрос этот всё время мучит её и она уже устала задавать его себе и вот обрадовалась, что сейчас снова может задать его мужу и тот не рассердится, не отругает её за это, потому что вот пришли люди, которым тоже надо знать, где сейчас находится Валя.

— Кто ж её знает, где она! — мрачно ответил Алексей Афанасьевич, не отрывая глаз от пола. — И на работе её сегодня уже не жди.

— Может быть, она у какой-нибудь подруги? — пришёл на помощь Виталий.

— Ну да, как раз! — с горькой усмешкой ответил Алексей Афанасьевич. — Небось в штанах подруга-то. Эх, дочка наша — не дочка, а горе…

— Не пойдёт она сейчас ни к кому! — горячо вмешалась Ольга Андреевна, утирая слёзы. — Не пойдёт. Я же тебе говорила, Алёша. — И, обращаясь к Виталию, добавила:— Ну что вам сказать? Влюбилась она, вот что. По-настоящему влюбилась, а не как раньше. Через это у неё, может быть, вся жизнь теперь изменится. Может, человеком станет.