Час оборотня (сборник)
Шрифт:
Никогда Сухов не видел Наталью даже печальной, она прямо-таки излучала бодрость, необыкновенную энергию. Рядом с нею приятно было находиться, приятно разговаривать, словно вокруг нее действительно витали живительные лучи.
И в то же время не мог не думать Антон о том, что все пережитое старушкой вроде бы не могло способствовать такой, как называл Сухов, хронической радости бытия.
Родители Натальи трагически погибли в автомобильной катастрофе, когда ей исполнилось всего семнадцать лет. Муж ее был космоисследователем, он не вернулся из экспедиции Федора Драголюба на планету Центурия. Они тогда почти все ушли
Для матери это было страшным ударом, после которого она два года находилась в психиатрической больнице на интенсивном стационарном лечении.
«Но зато потом я стала неисправимой оптимисткой, — смеялась Наталья, рассказывая Сухову о своей жизни. — Меня подлечили, выписали из больницы… Мне ничего не оставалось, как радоваться всему тому, что я ненавидела два года. Я не хотела жить в те жуткие для меня годы. Все вокруг было постылым. А потом я сама же смеялась над собой. Ведь жить намного лучше, чем не жить. Не так ли?»
Сколько Сухов знал Наталью, она была энергична, полна множества планов и идей. Она переводила со многих языков мира, писала стихи, выступала с лекциями от товарищества «Прогресс».
Одним словом, Сухов не мог поверить, что Наталья сама ушла из жизни… Но утверждать однозначно, даже для самого себя, тоже не мог.
А Серафим продолжал смеяться и размахивать ушами:
«Наталья тоже не могла шевелить ушами. Она быстро сгорела. Она почти не мучилась. Правда же, Гиата?»
«Правда, Серафим. Такие, как она, никогда не мучаются. Они всему радуются», — сказала Гиата и вдруг истерически захохотала.
9
Андреш, поэт, которого я глубоко уважаю, никогда не
думал, что его слова: «Искушение и возможность
сбиться с пути для человека существуют до тех пор,
пока он живет», спустя некоторое время породят
целую теорию. «Теорию разочарования». Суть ее вот в
чем: человек не должен верить в искренность и
неизменность каких-либо намерений, обещаний,
иначе это рано или поздно непременно приведет к
трагедии или к горечи разочарований. Я мог бы
согласиться, что в этом утверждении есть
определенная доля истины, если бы не знал, что
подобный взгляд на жизнь некогда привел к
утонченному цинизму и постепенному уничтожению
духовной основы у целого поколения землян.
В страшную ночь, после того, как она похоронила сразу и маму и отца, ей приснился странный сон.
— Маргарита! Мар-га-ри-та! — как будто голос отца.
— Мар-га-а-а-аритаа-а-аа! — а это вроде голос мамы.
— Маргарита! — голос…
Чей это голос?
Такой знакомый голос, хотя она уверена, что слышит его впервые. Он вызывал в душе волнующее тепло и ощущение покоя. Вечного покоя?
«Покой. Беспокойство.
Кто меня зовет? Так трогательно…
— Мама?!
Тишина.
— Отец?
Тишина.
Но вот снова:
— Маргарита!
Чей же это голос? Где я сейчас? Сплю? Не похоже. Зеленая трава, сочно-зеленая, невозможно глаза не прикрыть — такая яркая. И цветы. Такие большие. И словно никогда не встречавшиеся раньше. Чье-то осторожное прикосновение к плечу. И тот же тихий голос возле самого уха:
— Маргарита.
Резко обернулась. Мужчина неопределенного возраста, в сером костюме и серой сорочке, с лицом землистого цвета стоял позади нее и вяло улыбался.
— Ой, кто вы?!
Мужчина пожал плечами.
— Мы просто ходим по осенней степи и собираем цветы, — произнес он таинственно, будто сообщал великий секрет. — Но мы не знаем, кто посадил, посеял их. И не мы их сеяли. Мы смотрим, как над ними пролетают птицы, но не знаем, куда они летят. И вы не знаете, Маргарита?
— Не знаю… Они летят куда-то далеко-далеко…
Мужчина вдруг громко рассмеялся:
— Пусть себе летят. А у нас вместо крыльев — корни. Изо дня в день, из ночи в ночь они прорастают все глубже.
И вдруг Маргарита заметила, что ноги незнакомца неестественно тонкие, стройные; серые башмаки, едва заметные в густой траве, словно прикипели к земле, срослись с нею.
— Вы шутите?
— Нет, я никогда не шучу. У нас действительно — вместо крыльев корни. Но вы не сможете видеть их вот так сразу. Для вас они невидимы.
— Но как же тогда вам удается?..
— Вы мыслите очень прямолинейно и упрощенно, — перебил ее незнакомец. — Корни не мешают нам ходить, летать, как раз благодаря нашим корням мы и можем ходить и летать.
— Вы можете летать?
— Разумеется. — Незнакомец плавно поднялся в воздух, на несколько минут завис неподвижно.
— А ваши корни, говорите, невидимы…
— Конечно, — подтвердил мужчина и опустился на землю.
— Как вас зовут?
— Называйте меня пока маргоном.
— Странное имя у вас. Никогда такого не слыхала. Хотя оно и очень похоже на мое.
— По сути, это не имя… Я — Мар. Так зовут меня другие маргоны. Понимаете?
— Вроде… немного понимаю… Вы издалека?
— Да, — серьезно ответил маргон. — Примите наше искреннее сочувствие в связи со смертью ваших родителей.
— Откуда вы знаете, что они… Что сегодня…
— Я все знаю. Все, что мне положено знать. А ваших родителей я знал лично. Очень обидно, что я прилетел к вам с некоторым опозданием. Вероятно, я смог бы помочь, и этого не случилось бы. Очень досадно. Лишний раз убеждаюсь, что в жизни нужно всегда торопиться. — Человек в сером костюме почему-то многозначительно улыбнулся.
— Я даже не знаю, что с ними случилось. Сообщили мне по видеофону: прилетай, умерли родители! Я сразу же прилетела. Мне сказали, что они уснули и не проснулись. Соседи зашли утром — они всегда к моим заходили, а родители спят. Вроде бы спят…