Час Пандоры
Шрифт:
Что же он пропустил? Что-то там было такое о зараженном самолете из Лондона. Ах да, они отказали самолету в посадке и отправили его в карантин. Они, вероятно, сейчас объявили аварийное положение. «Странно, – подумал управляющий, – две аварийные ситуации в одно и то же время в одном и том же месте...»
Он посмотрел в блокнот, лежащий перед ним. И сразу же цифры 66 на странице сошлись со словами комментатора Си-эн-эн. Это, должно быть, тот же самый самолет, который завернули назад британцы. Ему же сказали, что это
И этот самолет направляется в Амстердам! Ни один человек в Схипхоле не готов справиться с подобной проблемой!
Управляющий приник к телефону.
Борт рейса 66
Капитан Джеймс Холлэнд скорректировал курс авиалайнера вправо и стал ждать координат на снижение. Впереди разноцветным ковром огней расстилался Амстердам. Как и ожидалось, в наушниках возник голос диспетчера.
– Рейс шестьдесят шесть, приготовьтесь к посадке по приборам, посадочная полоса три-пять. Поворачивайте вправо, курс три-два-ноль, и свяжитесь с посадочным маяком. Вызовите КДП Схипхола, проходя над внешним радиомаркером.
– Рейс шестьдесят шесть, параметры посадки заданы, командно-диспетчерский пункт пойман. – Дик Робб наклонился вперед, чтобы, переключив маленький рычажок, перейти с теперешней частоты связи на частоту КДП. Он, как всегда, помедлил немного, прежде чем сделать это, на тот случай, если диспетчеру понадобится сказать что-то еще на старой частоте. На этот раз голос диспетчера вернулся почти немедленно, в нем слышались настойчивые нотки.
– Рейс шестьдесят шестой, вы еще здесь?
– Да, – отозвался Робб.
– Мы должны изменить ваш курс, сэр.
Голос диспетчера на мгновение исчез, и можно было расслышать другой мужской голос через неотключенный микрофон. Диспетчер не снял палец с кнопки передатчика, но разговор велся по-голландски – какие-то фразы, оканчивающиеся на «ja», затем диспетчер шумно поправил микрофон.
– Шестьдесят шестой, на сколько часов полета у вас на борту горючего?
«Странный вопрос», – подумал Холлэнд. Он снова взглянул на показатели уровня топлива и быстро произвел обычный подсчет. Восемьдесят две тысячи фунтов из расчета среднего расхода горючего по двенадцать тысяч фунтов в час означает приблизительно семь часов. Холлэнд произнес цифру, и Робб передал ее.
Через минуту снова вернулся голос диспетчера.
– Сожалею, сэр, но прошу вас повернуть влево, курс двести семьдесят градусов, и перейти на эшелон два-четыре-ноль. Разрешение на посадку в аэропорту Схипхол временно отменяется, поэтому мы должны перевести вас в режим ожидания над морем.
Холлэнд и Робб в тревоге переглянулись.
Капитан первым дотянулся до радио.
– Голландский центр, говорит шестьдесят шестой. У нас на борту жертва сердечного приступа в критическом состоянии. Мы не можем больше тратить время. Необходима немедленная медицинская помощь.
Ответ прозвучал медленно, вежливо, но очень неохотно.
– Я все понимаю, но сейчас я получил указание проинформировать вас, что пока мы не получим разрешения на ваш заход в воздушное пространство страны, вы не
Дик Робб нагнулся вперед в своем кресле, в его глазах полыхала тревога. Он нажал кнопку передатчика и почти проорал в свой микрофон:
– Голландский центр, ПОЧЕМУ? Почему с нами так обращаются? – Робб говорил почти бессвязно. – Вы не понимаете значения слов – вынужденная посадка? Мы объявляем... о... вынужденной посадке прямо сейчас, и вам придется разрешить нам сесть!
Холлэнд яростно затряс головой, но Робб продолжал.
– Голландский центр, авиалайнер рейс шестьдесят шесть садится в Схипхоле, нравится вам это или нет!
– Бога ради, Дик, – заговорил Холлэнд, – это не сработает. Я уже пытался провернуть это в Лондоне. – Он безуспешно пытался поймать взгляд Робба, но тот не собирался встречаться с ним глазами. Он не хотел, чтобы ему отказали. Проверяющий запаниковал, а Джеймс Холлэнд хорошо знал это чувство.
Прошло не меньше полминуты в молчании, пока голландский диспетчер ответил. Этот голос очень отличался от прежнего, в нем не было и тени сочувствия. Судя по всему, старший по группе или главный диспетчер, безупречный английский, но с сильным голландским акцентом.
– Рейс шестьдесят шесть, любая попытка приземлиться на территории Нидерландов или попытка остаться в воздушном пространстве нашей страны без разрешения повлечет за собой суровое наказание. Вам может быть оказано вооруженное сопротивление. Из-за вашего заявления мы обратились за помощью к голландским вооруженным силам. Пока с технической точки зрения ваш лайнер может оставаться в воздухе, вы должны следовать нашим инструкциям. Мы постараемся все уладить как можно скорее.
Робб тяжело рухнул в кресло. Холлэнд взял микрофон, его голос звучал спокойно и властно.
– Голландский центр, рейс шестьдесят шесть подчиняется и поворачивает налево, курс двести семьдесят градусов, и начинает подниматься до эшелона два-четыре-ноль в ожидании дальнейших инструкций. Вооруженные силы не понадобятся. Прошу вас, не могли бы вы проверить, не можем ли мы повернуть в Брюссель или Копенгаген, и если нет, то, может быть, Осло или Стокгольм примут нас.
– Мы выясним. Пожалуйста... поверьте нам, мы понимаем необходимость вашей посадки, но нам сказали о вероятном наличии инфекции у вас на борту, и наши власти не готовы с этим справиться.
– Что ж, Голландский центр, нам нужна ваша помощь. Это все, что я могу вам сказать.
Холлэнд отключил передатчик и снова включил автопилот, потом повернулся к Роббу. Тот смотрел прямо перед собой.
– Свяжись с компанией по спутниковой связи, Дик. Выясни, что у них на уме. Должен же быть какой-то план. Мы же должны где-то посадить эту машину! Если даже наш пассажир и не умрет, нам теперь не хватит запасов горючего, чтобы долететь до Нью-Йорка.
В этот момент зазвенел зуммер внутренней связи, и Робб снял трубку. Он пробормотал несколько слов и отключился, потом снова ненадолго уставился в окно. Когда Дик наконец заговорил, его глаза не отрывались от линии горизонта.