Час расплаты
Шрифт:
Из-за угла дома появился Хикс. При виде пожилой леди он остановился. Через секунду его глаза округлились.
– В доме никого нет, – сказал он.
– Он отсюда съехал, – сообщила женщина и сплюнула на землю. – Скатертью дорога! – Она перевела взгляд на Мендеса, а затем кивнула в сторону Хикса. – Он тоже полицейский?
– Да, мэм.
– Детектив Хикс, мэм, – показывая свой жетон, представился напарник Мендеса.
– Мейвис Витейкер, – ответила на его приветствие старуха. – Я живу в соседнем доме. Я – член местной добровольческой охраны.
Хикс нахмурил брови и покосился
Мендес спустился со ступенек.
– В почтовом ящике – ничего, не считая номера «Жильца», – сообщил Хикс.
– Он никогда не получал здесь почту, – сказала Мейвис Витейкер.
Оба мужчины перевели на нее взгляд.
– Я однажды разговаривала с женщиной, которая доставляет почту. Она симпатичная, поэтому я рассказала об извращенце сразу же после того, как он сюда переехал. Я боялась, что он может ее соблазнить, завлечь в дом и попытаться… Ну, вы понимаете… Я думала, что он получает письма хотя бы от матери, если, конечно, знает, кто его мать, но почтальонша сказала, что Балленкоа вообще ничего не получает по почте. У него наверняка другой почтовый ящик. По крайней мере, счета за коммунальные услуги куда-то приходить должны.
«Или адрес, по которому следует пересылать корреспонденцию», – подумал Мендес.
– Когда мистер Балленкоа отсюда съехал? – спросил он.
– Не знаю. В конце апреля я на шесть недель слетала домой, в Австралию. Когда я вернулась, его уже здесь не было.
– У вас есть предположения насчет того, куда он мог съехать?
– Ни малейшего. Я его знать не хотела, да и он не рвался со мной откровенничать. Как только он сюда перебрался, я без обиняков заявила, что если он будет досаждать мне, то я хорошенько врежу этим топорищем прямо по его коленным чашечкам… Мерзкий онанист…
– Что он ответил, когда вы ему это сказали? – спросил Хикс.
– Ничего. Ни слова. Он смотрел так, словно меня перед ним не было, а потом пошел по своим делам. Я росла в буше. Мой отец был шахтером. Грубые люди они, шахтеры. В детстве я встречала много таких вот людей без души, как этот мой сосед. Нельзя поворачиваться к ним спиной. Пойдешь с таким вот в кусты, и больше никто тебя живой не увидит.
– Мистер Балленкоа жил здесь один? – спросил Мендес.
– Я никого не видела входящим или выходящим из его дома – ни друга, ни подружки. Думаю, он по характеру одиночка. Я права?
– А на какой машине он ездил?
– На белом автофургоне… бледном, как молоко… без окон…
– Этот дом принадлежит ему или он его снимает? – задал вопрос Мендес.
– Снимает. Я позвонила владельцу дома и сказала все, что я об этом думаю. Какой уважающий себя человек сдаст дом педофилу? Тут ведь рукой до школы подать. Я позвонила в полицию и все им рассказала, но там мне ответили, что официально ему обвинений не предъявляли, поэтому у них связаны руки.
– У вас есть номер телефона владельца дома? – спросил Хикс.
– Карла Эддарда? Я его называю Владетельным Ничтожеством, – презрительно произнесла Мейвис Витейкер. – Пойдемте ко мне. Я дам вам номер.
Дом женщины по стилю почти не отличался от покинутого жилища Балленкоа, вот только ее дворик содержался в идеальном
Колокольчик звякнул, когда женщина распахнула перед ними калитку. На входной двери и окнах – решетки. Что касается собственной безопасности, то миссис Витейкер не полагалась на волю случая. А если бы нарушитель попытался преодолеть первую линию обороны, то в дело вступило бы старое доброе топорище из гикори.
Дом оказался идеально чистым. В воздухе витал лимонный запах мебельной полироли. Внутреннее убранство состояло из старой мебели, украшенной вязаными салфеточками. Полочки ломились от сувениров. Диван, обитый шотландкой в стиле семидесятых, и стул, явно купленный на распродаже. Два больших полосатых кота сидели на подоконнике у распахнутого окна, греясь на солнышке.
– Он записан в адресной книге, – сказала Мейвис, подходя к маленькому письменному столу, стоявшему в столовой. – Я записала его под именем Владетельное Ничтожество. Даже имени его вслух произносить не хочу.
Пожилая женщина положила топорище на обеденный стол, затем, повернувшись к письменному столику, подняла адресную книгу, лежавшую у телефона.
– Сразу предупреждаю: он грубиян. Никакого уважения к людям, за исключением его банкира. Я его спросила: «А что, если этот извращенец заберется однажды ночью ко мне и нападет?» Этот хам ответил, что такая старая сука, как я, может только мечтать о том, чтобы на нее напал извращенец. Никаких шансов! Можете представить?
– Просто возмутительно, – заявил Хикс. – У некоторых людей совсем плохо с воспитанием.
– И не говорите, – сказала пожилая женщина, поправляя очки. – Я ответила, что он может поцеловать мою старую морщинистую попу. Короче говоря, Владетельное Ничтожество и есть Владетельное Ничтожество.
Мендес записал номер телефона и имя его владельца в блокнотик, страницы которого соединялись пластмассовой спиралью.
– Он сказал, что не его дело следить за Балленкоа. Пусть этим занимается полиция.
– А полиция здесь часто появляется? – спросил Мендес.
– Сначала они часто заезжали, но потом, когда извращенец пригрозил подать на них в суд, прекратили. Им все равно, если он убьет юную леди из средней школы или эксцентричную старую соседку. Боже упаси! Надо же, он собирался подать в суд на город! Плохо, что в наши дни у преступников больше прав, чем у законопослушных граждан.
– Но, насколько нам известно, тут мистер Балленкоа никогда не попадал в неприятности. Или у вас другие сведения? – спросил Хикс.
Старуха нахмурилась, явно раздосадованная.
– Ну… не знаю… Возможно, он и затевал что-то еще до того, как я улетела в Австралию.
– С чего вы решили?
– За неделю до моего отъезда возле его дома останавливалась незнакомая машина, – сказала Мейвис Витейкер. – Мне это не понравилось. Один день машина стояла у бордюра на противоположной стороне улицы, как раз напротив дома. Я подошла к ней и спросила у мужчины за рулем, что он здесь делает.