Час Самайна
Шрифт:
Теперь, вспоминая прошлую ночь, он снова явственно видел эти странные перемены настроения — от язвительной колкости до сентиментального плача… Она с ним прощалась! Да и Бог с ней… Ходили слухи, будто к ней неравнодушен Арабаджи.
Сумерки уже сгустились, когда Блюмкин оказался на католическом участке Байкового кладбища. Место и время для встречи было выбрано символично. Направился к польскому склепу с двумя ангелами, по привычке шел в обход. Вроде все было тихо. Арабаджи и Поляков курили, рядом стояла Лида Сорокина. Ее присутствие и крепкий дым самосада подействовали на Блюмкина успокаивающе. Он расслабился, потерял бдительность, и под ногой предательски хрустнула ветка.
— Здравствуй, Живой, — неприязненно сказал Арабаджи. — Как бы ты сейчас махал руками, если бы мы пульнули сразу? Пришлось бы менять кликуху на противоположную.
— Мертвяк, — радостно подтвердил Поляков.
— Ладно, — примирительно сказал Блюмкин. — Замнем. Не забывайте, дорогие товарищи по партии, что я стреляю гораздо лучше вас. Но перейдем к делу…
— Можно и к делу, — согласился Поляков. — Только давай сначала погутарим о другом. Тебе не кажется, что в последнее время у нас слишком много провалов? Много наших товарищей забрала ЧК.
— Много, — согласился Блюмкин, насторожившись. — Слабая конспирация. Вот, например, сегодняшняя встреча обязательно должна была быть на кладбище поздно вечером? Ведь возвращаться придется во время комендантского часа. Можем напороться на патруль, да и хозяйке квартиры подозрителен жилец, который шастает по ночам. Мы могли бы спокойно встретиться в более людном месте, днем — тогда меньше шансов «зарисоваться».
— Возможно, ты и прав, Живой, но похоже, что среди нас завелся провокатор. Последний арест группы Ирины Каховской [6] наводит на размышления. Уж Ирину не назовешь небдительной — сколько германская контрразведка, гетманская «варта» и петлюровская ни пытались ее изловить, ничего у них не получалось.
6
Лево-эсеровская группа Ирины Каховской подготовила и совершила теракт против командующего германскими оккупационными войсками генерала Ейхгорна.
— И это не исключено. «Сколько на свете чудес, мой друг Гораций…» — согласился Блюмкин настороженно, с аппетитом чихнул и полез в карман за платком. Руки Арабаджи и Полякова сразу оказались в карманах, где топорщились наганы. Блюмкину стало ясно — место и время были выбраны неслучайно. А Лида знала об этом и, когда он засомневался, идти ли на встречу, горячо убеждала, что пойти надо обязательно. Непонятно только ее присутствие здесь. Она вроде не из тех, кто любит присутствовать на эксах, тем более любимого человека.
Неужели старая цыганка была права и рядом стоит его смерть, с которой он еще недавно делил постель? Теперь понятно, что в конце разговора последует приговор товарищей по партии. Револьвер за поясом, под пиджаком, но, похоже, при неосторожном движении они начнут стрелять. Надо как- нибудь отвлечь их внимание.
— Ты это о чем? — недоуменно спросил Поляков.
— Это Шекспир, мой необразованный друг. Классику надо знать.
— Стишки пописывать, — насмешливо сказал Поляков. — И не только…
— Может, объяснишь, с чем был связан твой демонстративный приход в ЧК в апреле и весь этот балаган вокруг твоего оправдания большевиками? — спросил Арабаджи с видом человека, который знает ответ на поставленный вопрос. — Весь этот шутовской революционный суд в Москве, который тебя оправдал. Странно только, что товарища Александровича и еще триста членов нашей партии, активно участвовавших в июльских событиях в Москве, расстреляли,
— Я работаю на революцию. А с кем и как, выбираю сам. Цель оправдывает средства.
— Не все средства и пути хороши, — вмешалась Лида, до этого молча стоявшая в сторонке. — Есть недостойные средства, которые бросают тень на нашу партию и подрывают ее авторитет. А есть действия, которые вообще ведут к уничтожению партии.
— Что ты хочешь этим сказать? Говори прямо, глядя мне в глаза, — разозлился Блюмкин, но взял себя в руки: ситуация была не та, чтобы давать чувствам волю.
— Она хочет сказать, что провокаторов развелось видимо- невидимо, все они из ведомства товарища Дзержинского и их надо давить, как крыс, — снова вмешался Арабаджи. — Еще после июльских событий, когда вроде вся ЧК сбилась с ног в поисках тебя, нам донесли о странной фразе Ленина в адрес Блюмкина и Андреева — «искать и не найти». Мы тогда не придали этому значения, поскольку ты для нас был героем!
— И это ты говоришь мне, добровольно вызвавшемуся совершить теракт против германского посла и рисковавшего жизнью? Мне, прибывшему в Украину для подготовки теракта против гетмана Скоропадского? Если бы не технические неисправности бомбы, он был бы успешен! А то, что я, попав в руки к петлюровцам, чудом избежал смерти? А моя деятельность как члена подпольного Совета рабочих и солдатских депутатов во время гетманщины и петлюровщины? А подготовка вооруженных выступлений против петлюровцев в селах Киевщины и Подолья?!
— Товарищ Гамбург тебе знаком? — спросил Арабаджи, демонстративно поигрывая в кармане наганом.
— Речь идет о Кудельском? Да, он мне знаком еще по Одессе. Работал журналистом в газетах «Одесский листок» и «Гудок», я там печатал свои стихотворения, — ответил Блюмкин, без малейшего волнения изучая и анализируя обстановку.
«Лица напряжены. Понятно, они ждут, когда я с возмущением начну спрашивать, уж не подозревают ли они меня как провокатора. Тогда они достанут наганы, сунут мне их под нос и будет поздно что-то предпринимать. Надо как-нибудь отвлечь их внимание».
— А тебе известно, что он сейчас работает в киевской «чрезвычайке»? — продолжал допытываться Арабаджи.
— Известно. Ну и что?
— А были у тебя с ним встречи в последнее время? И с товарищем Лацисом, твоим знакомым по Москве, ныне возглавляющим киевскую ЧК?
— Были, — спокойно ответил Блюмкин и выпустил платок, который держал у носа. Как он и ожидал, их взгляды на долю секунды отвлеклись, чтобы проследить путь платка до земли. Да и неправильно держать наганы в карманах — прицельно не выстрелишь, а чтобы их достать, нужна еще доля секунды. Этого времени Блюмкину хватило, чтобы рвануться в сторону, под прикрытие гранитных надгробий, на ходу выхватить из-за пояса револьвер и наугад выстрелить. Это дало ему небольшую фору во времени, но сзади уже пришли в себя, началась пальба. Блюмкин больше не стрелял, чтобы не выдать свое передвижение. Пули то и дело рикошетили рядом по каменным надгробиям, но темнота и, самое главное, удача были на его стороне. Пока оторвался от преследования, насчитал восемь выстрелов. Решил, что домой возвращаться нельзя, там может ждать засада. Очередной раз похвалил себя, что правильно поступил, не «засветив» Женю и ее квартиру. Теперь у него было место, где можно выждать время. По крайней мере, эту ночь.