Час Совы
Шрифт:
… Рыльцев так и не нашел своего «Хиндая» , оставленного у клиники. А через несколько дней после его экзотического побега, Рыльцеву позвонили и сообщили, что у него дотла сгорела дача в ведомственном поселке…
15.
… — Поехали теперь обратно в Царское село, — сказала Жоржу Ника. — Теперь господин Филипп Рыльцев будет моим дорогим гостем… Деловые вопросы с ним мы решили, теперь настало время активного отдыха…
Расслабленный, внутренне опустошенный Филипп откинулся на заднем сидении «Фольксвагена» и равнодушно смотрел в окно. Красоты природы больше не занимали его… Ему хотелось только одного — забиться в какую-нибудь дыру и чтобы его никто не видел…
— Что горюешь, бамбук? — похлопала его по плечу Ника. — Какие наши годы? Я верю в тебя, ты ещё повоюешь… Вон папаша твой, какой орел! Мне звонили из Москвы, так он, оказывается, совершил дерзкий побег из-под стражи, скрылся от бандитов, проявив чудеса мужества и героизма… А ты, молодой человек, раскис, как квашня… Крепись!
Догадки роились в гудящей голове Филиппа. Но он не давал себе возможности сосредоточиться и взвесить ситуацию. Он не знал, что для него лучше, а что хуже…
Ника позвонила из машины по мобильному телефону и произнесла только одно слово: «Мы скоро будем.»
И действительно через минут десять машина стояла у подъезда маленького домика Ники в Царском Селе.
Ника открыла ключом дверь… Жорж и компания уехали по своим темным делам.
Знакомая передняя, комната справа… А вот и ещё одна дверь — налево… А за дверью приглушенные голоса… Филипп стал вслушиваться, но его хлопнула по плечу Ника.
— Нечего подслушивать! Иди на кухню, накормлю… Денег дал, значит, заслужил…
На кухне она подогрела жареную картошку и отрезала Филиппу сырокопченой колбасы. Поставила стакан крепкого чаю.
— Пожрешь и катись восвояси, — сказала она. — Надоел ты мне, честно говоря… Нечего тебе в моем доме делать. Один вред от тебя…
Опустошенный Филипп с равнодушием жевал картошку и отхлебывал чай…
И вдруг за дверью послышались шаги… Кухонная дверь открылась, и на пороге встала женщина в голубом спортивном костюме с ребенком в руках…
… Филипп похолодел от ужаса и уронил на пол стакан с горячим чаем… Ребенок испугался шума и заплакал.
— Говорю же, один от тебя вред, — проворчала Ника. — Тихо, Сереженька, не плачь… Не бойся дядю. Дядя тебе уже ничего плохого не сделает… Он теперь добрый и безобидный.
— Алена? Алена? — как попугай талдычил Филипп. — Т-ты? Т-ты? Ж-ж-ж…
— Что ты гудишь, как жук? Неужели ни о чем не догадался? — с досадой спросила Ника. — Сказала же я тебе, много чести для вашего зараженного семейства чуть было не погубить меня и убить мою дочь и внука… Бог послал Алене меня в тот роковой вечер… И я спасла ей жизнь… Так что опять не выгорело у вас, господа Рыльцевы…
— Здравствуй, Филипп, — тихо произнесла Алена, румяная, похорошевшая от материнства, ещё более красивая, чем прежде. — Давно мы с тобой не виделись… В октябре прошлого года, в машине твоего друга… — Ее синие, такие же как у матери большие глаза пристально смотрели на своего убийцу.
Филипп был не в состоянии ничего произнести. Он мычал и бубнил нечто невнятное… А ведь он стал сегодня догадываться, что за ребенок плакал ночью за стеной, но не смел в это поверить…
— Удовлетворю твое любопытство, — сказала Ника, беря малыша на руки. — Никакой мистики тут нет… Я ехала на машине вслед за вами. Видела, как ты вылетел на дорогу… но наша машина проследовала за «Жигуленком» с погашенными фарами. Не доезжая Дорофеева, твой суровый друг вытащил бедную девушку из машины и потащил в лес. Я и мой знакомый, который был за рулем, побежали за ним. Алена сопротивлялась, кричала, но этот изверг ударил её кулаком в лицо, а затем вытащил из кармана кнопочный нож. Он уже готовился нанести ей удар под сердце, когда я ударом ноги выбила у него этот нож. Но и он оказался парнем не промах. А мой спутник был очень пожилым человеком, не буду говорить, кто это был, ни к чему тебе это знать. И помочь мне в драке он не мог. Твой Сапрыкин ударил его кулаком в челюсть и он потерял сознание… Но свой нож в темноте он не мог найти… И тогда он ударил меня в лицо, я упала, а он убежал, бросив свою, вернее, чужую, угнанную им, машину. А что ему было делать? Либо всех троих убивать, а я бы никак не позволила ему это сделать, либо уж никого… И, видимо, он решил сделать вид, что ничего вообще не было… Куда ему было деваться? Он побежал к тебе, чтобы рассказать, что произошло и выработать план защитных действий. А что было делать нам? Машину я тогда водила неважно, но, однако, сумела отвезти старика домой, благо было рядом… Да, Филиппок, это была ещё та поездочка, скажу я тебе… Я за рулем, едва умеющая водить, да ещё в обличие Совы, сзади — стонущий пожилой человек, а рядом со мной, — вздохнула она, слегка дотронувшись до плеча побледневшей от воспоминаний о той ночи дочери. — Аленка… Ничего не понимающая, дрожащая от страха, чуть ли не теряющая сознание… А я даже не знаю, как её зовут… И я их утешала, пыталась шутить, даже петь… Да, страшное воспоминание, нет, вру, — махнула она рукой и сверкнула синими глазами на сидевшего с открытым ртом Филиппа, — прекрасное… Потому что на сей раз Бог был на моей стороне, и он помог мне спасти от ножа твоего дружка свою дочку… А затем поехала к себе в Дорофеево, где у меня в подвале моей халупы было весьма приличное жилище… Машину оставила на дороге, утром её забрал сын старика… А в Дорофеево на тропинке я встретила его… Снова встретила… Он входил в поселок с другой стороны, видимо, оттуда же, откуда ранее приперся ты… Два шакала, пробирающиеся лесными тропками… Я чувствовала, сердцем чувствовала, что я встречу его, что никуда он от меня не денется… И на сей раз ненависть придала мне сил. И в руках у меня была железная палка, а в кармане шубейки нож твоего друга, который я нашла в лесу. Я же Сова, вижу в темноте. Так вот, я ударила его этой железной палкой по шее и он отключился.
— Алена, — прошептал Филипп. — Алена… Прости меня, если сможешь…
— Да не надо, не надо… , — скривилась Ника. — Ради Бога, избавь нас от этих пошлых сцен. — А ты, дочка, иди… Забери Сережку, ни к чему ему питаться аурой этого субъекта… Общение с ним словно зараза…
— Я не хотел! — заплакал Филипп. — Это все он, все Вован… Он уговорил меня… Я был в таком положении, я был должен жуткую сумму, меня грозились убить… Я не понимаю, как…
— Я же тебе сказала, что он все рассказал перед смертью, — усмехнулась Сова. — Причем все, разумеется, валил на тебя. И твой отморозок оказался вовсе не таким крутым… Жить-то все хотят… А уж если умирать, то полегче… А я бы смогла его… Любым способом… Жалко, что тогда не знала, кто такая эта бедная девушка… Я мстила за всех… Но если бы знала… Не умереть ему легкой смертью, этому гаду, — побагровела она, сжимая кулаки.
— Не надо об этом, мама, — попросила Алена. — Не могу вспоминать эту страшную сцену…
— Страшно было бы, если бы меня не оказалось в той электричке, — возразила Ника. — Я задержалась в одном месте и не успела к предыдущей… Страшно было бы, если бы на станции случайно не оказался тот замечательный старичок, ныне покойный, царство ему небесное, кристальной души человек был… И мерзкий Вован укоротил-таки его жизнь своим окаянным кулаком… Что поделаешь, судьба… Ладно, все, хватит об этом. Пожрал картохи, Рыльцев, теперь катись… Только учти, твоя жена Алена все знает. До мельчайших подробностей. Так что ты туда больше не суйся. Она очень агрессивно настроена… Да и пропажа денег её тоже вовсе не вдохновляет… Кстати, сегодня по всем программам передают, что прокуратура прекратила дело против фирм Кружанова, и не только благодаря работе адвоката Цимбала. Тут, видимо, вмешались гораздо более высокие инстанции, либо кто-то взял все под свою опеку, под крышу, так сказать. Так что, и Алена, и твоя дочка Даша будут жить по-прежнему. Только у тебя теперь все в корне переменится… Деньги эти мы ей, разумеется, не вернем, это за твой счет… Прав Роман, что с таких как ты, мало моральной компенсации, вы должны отвечать и материально, для вас это самая страшная потеря. И если Алена не потребует от тебя в качестве слабой компенсации твою квартиру на Юго-Западе, это единственное, что у тебя осталось. Но если колыхнешься хоть раз, лишишься и этого. Все. Прощай. Не дай тебе Бог встретить меня ещё раз… А то снова наступит Час Совы…
— Последний вопрос, — выдавил из себя Филипп, тяжело поднимаясь с места и боясь глядеть на Алену и агукающего пухленького малыша, которых он хотел убить той октябрьской страшной ночью. — Кружановых… Ну… Это тоже ВАШИХ рук дело?
— Ну глуп! — закричала Ника, всплескивая руками. — Как же ты глуп и нелеп, пустой бамбук! Причем здесь я и мои друзья? Это наверняка дело рук Крука! Впрочем, я и на этом не настаиваю, поскольку доказательств не имею. А нам нужно было только свое!
— Но вы же чего-то хотели от меня? — слабым голосом возразил Рыльцев.
— Денег, опять-таки денег… Мы бы выдоили тебя, как дойную корову, и тебя и твоего тестя! Но… вмешались другие, гораздо более мощные силы, и Кружановы погибли. А шантажировать твою Алису, прекрасную женщину, мать твоего ребенка, мы не станем. Я хотела ей только добра, мы вывезли её из больницы, мы раскрыли ей глаза на то, что происходит, на то, какой замечательный человек является отцом её ребенка. Мы берегли её от злых вестей, мы полагали, что она хрупка, как стебелек и может погибнуть. Но она оказалась совсем другой, крепкой и стойкой. Как и я в свое время. И она будет пользоваться всеми теми благами, которые заработал для неё покойный отец. Только тебе от них уже ничего не обломится… Не заслужил ты ни благ, ни цугундера, потому что никого ты не убил… Только за кражу денег Алисы ты можешь ответить, но это уже её дела, нас это не касается… Все, катись отсюда!