Час тишины
Шрифт:
Он крикнул им:
— Эй вы, медведи-увальни, лошади вы неподкованные.
И дети смеялись и радовались.
Но думал, он только о высоком дереве, под которым будет сидеть со всеми остальными, будет говорить с ними, а они будут рассказывать историю за историей, он и сам пытался придумать какую-нибудь историю, которую сумел бы им рассказать, но так ничего и не придумал. Однако это не испортило ему настроения — там, где он бывал, люди всегда говорили сами, и ему не приходилось ничего им рассказывать.
— Полежим в полдень под деревом, как тогда, а?
— Как когда?
Он пытался вспомнить.
— Ты всегда как-то странно спрашиваешь, — сказал
В церкви было уже полно народу. Молнар пробился вперед, Адам остался в уголке у дверей, сжал руки и опустил голову. И если бы бог смотрел с высоты, он ничего бы не увидел, кроме копны его бесцветных, взъерошенных волос.
Люди вокруг прислушивались к проповеди. Но он воспринимал не отдельные слова, а скорее общий смысл речи, который, однако, не рождал в нем ничего приятного. Ему казалось, что священник тоже говорит о строительстве, но говорит почему-то зло и даже грозит всем собирающимся там работать, говорит, что они останутся без земли и без хлеба. Что за бессмыслица! Как можно остаться без земли, если мы по ней ходим? А может, и правда ее кто-нибудь отнимет, испугался он; что, если б отняли всю землю и осталась бы только одна вода? Все существо его охватила тоска.
«Будьте смиренны! Откажитесь от гордыни! Не выступайте против помыслов небесных!»
Он был так испуган, что не мог вспомнить ни единого слова песни, которую потом все пели.
Служба кончилась, он двинулся вслед за остальными и подошел к красному, все еще не достроенному домику, где людей дожидался Смоляк с каким-то крупным человеком в городском платье. У Адама не хватило отваги подойти к ним, но он каким-то образом понял, что тот пришел сюда с Молнаром от реки, и, видно, не зря рассказывал ему Молнар о строительстве, и что, вероятно, надо здесь постоять и дождаться его, и поэтому Адам все стоял и стоял и видел, как все остальные молча проходят мимо; прошли все, и вот он остался только с этими двумя.
Смоляк сказал:
— Эта плотина, да это же будет настоящее благодеяние для всего села, пан инженер! Вы даже представить себе не можете, какие бедствия терпим мы от воды. И люди даже заработают на строительстве. Наконец-то им не придется уезжать бог знает куда за деньгами.
Пыльная белесая дорога притягивала к себе свет так, что слепило глаза. Инженер закурил сигарету, на крышу тихо опустился аист, воздух был неподвижен, издали доносился звон какого-то несуществующего колокола.
— У меня нет впечатления, чтоб ваши люди особенно интересовались этой работой, — наконец ответил инженер.
Адам понял, что здесь ждали людей, а они не пришли.
Так же и он всегда ждал людей, а они все не приходили. И он проникся сочувствием к этим двум, проникся стремлением помочь им — ведь человек должен помогать тем, кто ждет помощи.
И вот он подошел поближе.
— Это… вы… пан, — забормотал он, — вы будете строить?
— Адам! — окликнул его Смоляк.
— Я — Адам, — подтвердил он, — первый человек. — И он неуверенно засмеялся.
— А вы что, хотите работать на плотине? — спросил его инженер.
— Конечно.
— Очень хорошо, — сказал тот, — вы выглядите вполне солидно.
Тут лицо Адама заискрилось большой и чистой радостью, он поднял высоко над головой руку и воскликнул:
— Построим плотину, вот такую! И водичка не потечет больше.
2
Они
Штефан Валига на мгновение отложил скрипку и запел хриплым голосом:
Черный Боб в ботинках чистых С «джипом» в город прискакал…Петр Валига изо всех сил дул в старую разбитую трубу, Павел Молнар играл на гармони. Вчетвером они составили самый странный оркестр в округе, другие оркестры — сплошь цыганские — исполняли лишь дюжины две чардашей, да вдобавок несколько модных песенок, которые мало чем отличались от чардаша. А вот Штефан Валига, когда был на военной службе, наслушался разной музыки и знал бесчисленное количество настоящих джазовых номеров, американских песенок и иностранных шлягеров: он играл румбы, танго и даже буги-вуги — и все это на одной трубе, барабане, гармони и скрипке. Саксофона у них не было, о нем они только мечтали.
Жаль любви мне, отданной тебе, Жаль слезы, пролитой по тебе…Штефан Валига дико раскачивал головой, руки его были сжаты, белые зубы сияли, рот был полуоткрыт. Все в такую минуту подчинялись ему: и те, кто играл, и те, кто танцевал; и когда он посреди песни позволял себе уставиться своим тяжелым, как у быка, взглядом на какую-нибудь девушку, он знал, что та ему с покорностью ответит. Он отваживался смотреть даже на самых красивых, даже на невест, на свадьбе которых он играл, — и те ему отвечали и охотно шли за ним. Из-за этого потом происходили невиданные драки.
Где взять девицу для буги-вуги, Сошел с ума я от буги-вуги…Он не знал нот, да и никто из них не знал нот, но ему достаточно было однажды услышать песенку, и он уже мог воспроизвести и слова и мелодию. За хорошую песенку он никогда не пожалел бы даже бутылки.
Кто-то приоткрыл снаружи дверь.
— А ну, давайте! Здесь этот человек.
Барабанщик последним закончил номер бешеной дробью, и они вышли на улицу; на длинных веревках на горячем ветру раскачивались цветные лохмотья, воздух был насыщен запахом мочи, отбросов и сырых комнат. Поначалу Павлу был противен этот цыганский поселок, крики и вечные ссоры; он играл с ними вот уже почти полгода, но в конце концов привык и теперь радовался, что они приняли его как своего. С тех пор как учитель ушел из деревни, ему была очень нужна какая-нибудь компания. Он таскался вместе с ними по танцулькам, храмовым праздникам и свадьбам; они делили меж собой деньги и подношения, смеялись и предавались беззаботному времяпрепровождению. Часто вместо того, чтобы играть, они валялись в жаркие летние дни у реки, полуобнаженные, ленящиеся даже говорить, хотя и голодные, потому что последнюю крону давно уже проели или пропили. Он уверял себя, что они близки ему, но понимал их мало. Им более всего на свете нравилось пить водку и пустословить, болтать всякую пошлость, они радовались этой болтовне и смеялись совершенно искренне. Они были даже слишком счастливы тем, что существуют.