Чаша больше, чем Земля
Шрифт:
— Соблюдение за столом общепринятых правил делает гражданина полноценным членом группы, — сказал наставник. — Есть не так, как все, — это невежливо. А невежливость —.один из видов антиобщественного поведения. Понятно?
— Понятно, — ответил Морфикс.
Поев, он спросил гражданина, где ему найти № 12634.
— Мы нам покажем, — ответил гражданин. — Мы живем рядом с этим номером.
Они вместе вышли из зала и направились к центру города.
Солнце уже склонилось к горизонту. Он подумал, что время здесь, наверное, идет быстрее — у него было чувство, что
Когда они подошли к № 12634, провожатый Морфикса первым вошел, откинув занавес на двери, в большую комнату со светящимися стенами. Там была широкая кушетка из фиолетового материала, похожего на резину, несколько стульев, высеченных из цельных кусков того же вещества, и латунный стол в середине комнаты. В одном из углов была отгорожена маленькая комнатка, в перегородке была дверь. На поверку она оказалась туалетом. Кроме обычных предметов гигиены, в туалете был душ, мыло и четыре чашки. Полотенец не было.
— После душа можно выйти наружу и обсушиться на солнышке, — сказал провожатый.
Он не отводил от Морфикса взгляда так долго, что тот начал нервничать. Наконец провожатый сказал: — Я надеюсь, ты окажешься славным парнем. Как тебя звали на Земле?
— Джон Смит, — ответил Морфикс.
— Врешь и не краснеешь, — сказал провожатый. — Но ведь ты был мужчиной? Мужского пола?.
Когда Морфикс кивнул, провожатый сказал: — Я была девушкой. То есть женщиной. Меня звали Билли.
— Зачем ты мне это говоришь? — спросил Морфикс с подозрением.
Билли подошла к Морфиксу совсем близко и положила руки ему на плечи.
— Послушай, Джонни, малыш, — прошептала она. — Эти ублюдки думают, что всех перехитрили, упрятав нас в эти бесполые тела. Но ты-то в это не верь. Есть и другие способы содрать шкурку с кошки, если ты понял, что я имею в виду.
— Нет, я не понял, — сказал Морфикс.
Билли прижалась еще теснее; ее нос почти коснулся его собственного. Лицо — как отражение в зеркале.
— Внутри ты остался прежним, — сказала Билли. — Это единственная вещь, которую Они не могут изменить, без того чтобы заменить твою личность. Если Они это сделают, Они не смогут наказать именно тебя, верно? Тогда ты просто перестанешь существовать, ведь так? А значит, твое пребывание здесь не будет справедливым воздаянием, правильно?
— Я не совсем понял, — сказал Морфикс. Он отступил назад; Билли шагнула вперед.
— Я хочу сказать, что изнутри мы с тобой все еще мужчина и женщина. Когда Они — кем бы Они ни были — соскоблили с нас наши старые тела, Им все-таки пришлось оставить нам наши мозги и нашу нервную систему, верно? Они приспособили нашу нервную систему к этим телам, переделали кое-какие мелочи, где-то укоротили нервные стволы, где-то их удлинили, чтобы подогнать их в соответствии с ростом — на Земле-то мы все были разные. А если череп, которым они нас снабдили, оказался слишком велик для наших мозгов, Они, наверное, чем-нибудь заполнили пустое пространство.
— Да, наверное, —
— Да, — сказала Билли, — мне всегда говорили, что все на самом деле происходит у нас в голове. И это правда. Конечно, все будет настолько, насколько ты сам сможешь захотеть, и может быть, так хорошо, как Известно-Где, здесь не будет. Но это все-таки лучше, чем ничего. И потом, как говорится, хужето все равно не будет. Уж хорошо-то будет, просто бывает и лучше, — вот и вся разница.
— Что ты хочешь сказать?
— Только закрой глаза, — промурлыкала Билли, — и представь, что я женщина. Я расскажу тебе, как я выглядела, как была сложена, а ты думай об этом. А потом ты мне расскажи, как ты выглядел, и ничего не скрывай, здесь нечего стесняться, опиши все до последней детали. И тогда я представлю себе, как мне было бы с тобой.
— Думаешь, у нас получится? — спросил Морфикс.
Билли нежно пропела, закрыв глаза: — Я знаю точно, детка. С тех пор как я попала сюда, я уже это пробовала.
— Да, но если нас накажут?
Билли приоткрыла глаза и сказала презрительно: — Все это лажа, Джонни, детка; не верь этому. Да даже если Они тебя и поймают, оно того стоит. Поверь мне, что стоит.
— Если бы я только знал, что могу натянуть Им нос, — сказал Морфикс. Стоило бы рискнуть только ради этого.
Билли ответила поцелуем. Преодолев отвращение, Морфикс включился в игру. В конце концов, от настоящей женщины Билли отличало сейчас только отсутствие волос на голове.
Они тискали друг друга неистово, почти с отчаянием; старались целоваться взасос. Неожиданно Морфикс оттолкнул от себя Билли.
— Это хуже, чем ничего, — задыхаясь, сказал он. — Я думал, я хоть что-нибудь почувствую, а на самом деле — ничего. Бесполезно. Отвратительное ощущение.
Билли опять потянулась к нему.
— Не сдавайся так легко, мой сладкий, — говорила она. — Рим тоже не один день строился. Поверь мне, у тебя получится. Надо только захотеть.
— Нет уж, с меня хватит, — сказал Морфикс. — Может быть, если бы ты хоть немного походила на женщину, а не на мое зеркальное отражение. Вот тогда… да нет, все равно не вышло бы ничего хорошего. Во мне просто не предусмотрено этой функции; да и в тебе тоже. Они знали, где наше больное место.
Билли скривилась; с ее лица исчезли последние следы улыбки.
— Ах, больное место! — взвизгнула она. — Должна тебе сказать, Импотент, что, если у тебя не хватает силенок на то, чтобы быть мужчиной со мной, ты можешь реализовать себя, только причиняя кому-нибудь боль! Это почти все, что тебе осталось!
— Что ты имеешь в виду? — не понял Морфикс.
Билли долго и громко смеялась. Справившись с приступом хохота, она сказала:
— Знаешь, в том, что с виду все одинаковы, есть свои преимущества. Никто ведь не знает, кто ты на самом деле. И каким ты был на Земле. Ладно, скажу тебе правду: я был мужчиной!