Чаша гладиатора (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Яй-ц-ц-цо… - Зубы у Сени так и цокали.
– Это, навергное, утиное, - не спеша размышлял вслух Пьер.
– Вряд ли здесь будет кургиное. Это утка, навергное, снесла. А ну, погони его ко мне, я тебе сргазу скажу - кургиное или утиное. Утиное, оно обычно есть немножко… он… немножко плю гран… кргупнее и чуточку пргодолговатее и скорглупка немножко шергша-вая…
Неизвестно, сколько бы времени еще Пьер продолжал толковать о различии между куриными и утиными яйцами, но вдруг голова его слушателя ушла под воду и тотчас появилась с громким бульканьем. Сеня отчаянно отплевывался.
– Нырять учишься?
– спросил
– Надо уши пальцами зажимать и ноздри.
– Пьер, - вдруг тихо взмолился Сеня, - я что-т-т-то никак не выйд-д-д-ду. Тут спасительная мысль пришла ему в голову, неукоснительно уходившую под воду.
– У меня судорога.
– Сеня слышал не раз о том, что судорога случается даже и у самых лучших пловцов и признаться в этом совсем не предосудительно.
– О-о-о, судоргога - это очень плохо. Ложись сразу на спину, - скомандовал Пьер, - и уколи себя в икру, если у тебя есть булавка.
– Я без булавки плаваю, - признался совсем уже безнадежным голосом Сеня.
– Напргасно, совершенно напргасно, - поучительно прокартавил Пьер, - в пргохладной воде лучше купаться, всегда имея при себе булавку на всякий случай. Воткнул бы в пояс тргусов. Что, она тебе плавать бы помешала? Ты, между пргочим, осторгожней, если судоргога. Тут глубоко и может дно затягивать.
– Пьер шагнул к самой кромке воды.
– Ох, тут скользко как! Давай на всякий случай ргуку.
Сеня изо всех сил уцепился за руку Пьерки, чуть не стащив его в воду. И тот, видно, почувствовал, что дело неладно. Он стал очень серьезным.
– Дергжись кргепко, Гргачик, - проговорил он.
– Не тргусь.
Он помог Сене вскарабкаться на берег. Пьеру пришлось тащить его изо всех сил, так как Сеня совсем ослаб. Собравшись в комок, обхватив свои трясущиеся плечи ладонями, Сеня присел на корточки и тихонько попросил:
– Т-ты никому не рассказывай, ладно?
– Какой ргазговорг, - ответил Пьер.
– А то неудобно.
– Еще бы! Дежургный, - понял его Пьер.
– Спасибо тебе, - продолжал Сеня.
– Я бы сам в жизни не вылез.
– Чего там спасибо. Пустяки.
– Пьер помедлил и принялся обеими руками растирать задрогшую спину Сени.
– На контргольной ргассчитаемся - тоже поможешь вылезти.
И они вернулись в школу, где все давно уже спали.
Мог ли он после всего этого не послать решения задачки Пьеру, а заодно уж и Ремке Штыбу во время контрольной? Он понимал, что это не очень-то хорошо. Не такое пионерское поручение давали ему. Но ведь приз надо было выиграть. Ксана, как казалось Сене, не пережила бы, если бы приз имени ее отца с первого же раза ушел в, другую школу. Да и как было не помочь Пьеру, у которого, когда он оглянулся со своей парты на Сеню, было такое выражение, которое, должно быть, бывает у тонущего, пытающегося выкарабкаться из воды человека. Сеня не знал, какое выражение лица было у него самого в ту ночь, но он теперь хорошо понимал, что испытывает человек в подобном положении…
Пьер получил за контрольную пятерку. А Ремка, тот даже при готовом решении не мог заработать больше тройки, - такую мазню развел в задаче. Но тройка эта все-таки была уже отметкой, при которой допускали в команду эстафеты. Теперь надо было выправить обоих бегунов по литературе. И у Пьера и у Ремки одинокие четверки и кучковавшиеся тройки перемежались двойками. С такими оценками неумолимая Ирина Николаевна
Хорошенькое будет дело, если он принесет Елизавете Порфирьевне сочинение, в котором будет утверждать, что его любимая книга «Приключение кровавого Фантомаса», «Любовь на дне ада» или «Убийство в полночь». Что касается Ремки Штыба, то ему уже сама постановка вопроса казалась издевательской. Самая любимая книга? Он вообще терпеть не мог книг. Ему приходилось кое-что читать по обязанности, но любить это занятие казалось ему делом недостойным настоящего парня. Если бы хоть еще насчет кино спросили.
– Ну в конце концов, - обратился Сеня к обоим приятелям, когда уже приближался срок сдачи домашних работ, - «Молодую гвардию» в кино вы же видели?
– Ну, видел, - сказал Ремка.
– Это как одна там дроби бьет, цыганочку танцует, Любка?.. А на самом деле она против фашистов действует?
– Вот, вот, это самое!
– Это можно, - сказал Ремка.
– Пиши, что это моя любимая.
– Ну, а ты?
– обратился Сеня к Пьеру.
– Жюля Верна можно?
– спросил Пьер.
– Конечно, можно.
– Ну, тогда это пусть будет «Дети капитана Гранта», - согласился Пьер.
– Стой! Это и я тоже в кино видел, - откликнулся Штыб.
– Ты лучше мне пиши про это.
– Нет уж, - сказал Сеня, - ему простительно, он недавно к нам приехал. Вот пускай и пишет про Жюля Верна. Тем более, что француз.
– Нет, писать это ты будешь, - уточнил Ремка.
– Я тебе помогу, Пьер, - попытался было вразумить товарища Сеня, - но пиши сам. А то ведь будет заметно. И потом лучше бы сразу уж про три книжки. Они ведь друг с дружкой связаны - «80 тысяч лье под водой», «Дети капитана Гранта» и «Таинственный остров».
– Я «Таинственный остров» уже немножко забыл, - сказал Пьер.
– Ну, я тебе напомню. Помнишь, как они на острове оказались и там им все время кто-то помогал, спасал их, а оказалось, это капитан Немо.
– Давай, давай про них, - милостиво согласился Пьер.
– Я вообще морское люблю. Пиши.
Сначала Сеня еще пытался как-нибудь вдохновить обоих своих подопечных, чтобы они самостоятельно сделали домашнюю работу. Ничего не получилось. Пьер хотя и старался, но никак не мог связать воедино мысль о трех книжках. А Ремка Штыб нес такую околесицу, что и слушать было тошно, а не только читать это на бумаге. Чтобы не тратить попусту время и покончить с грызущими его укорами совести, Сеня постарался представить себе на минуту лицо Ксаны в том случае, если приз достанется другой школе… И как только представил себе это, то махнул на все рукой. Попросить Сурика Сеня не решался. Не следовало его путать в это сомнительное предприятие. Тут дело, что говорить, не очень-то красивое. И скрепя сердце, просидев три дня по нескольку лишних часов в классе после уроков, Сеня сам написал сочинение для обоих. Велел им переписать за воскресенье. Тем более, что шестому классу разрешили с субботы до понедельника побыть на «большой земле» - дома у своих: там удобнее было незаметно переписать работу.