Чаша и Крест
Шрифт:
— И у меня будут свои воины?
— Да, сколько ты захочешь.
— И свой корабль?
— Самый быстрый на Внутреннем Океане.
Женевьева помолчала, кусая губы. Меньше всего сейчас она напоминала молодую девушку, ждущую замужества — на отца был устремлен жадный взгляд ребенка, которому пообещали необыкновенную игрушку.
— Милая графиня, — Лоций совершил полуоборот вокруг нее, заглянув в лицо с обеих сторон, — наш Великий Магистр еще совсем не стар, это мужчина в самом расцвете сил. Он видел ваш портрет и мечтал
— Я подумаю, — неожиданно прервала его Женевьева.
Она подобрала рукой мешающий подол и направилась к выходу.
— Так ты обещаешь? — спросила она на пороге, резко обернувшись.
— Что, Вьеви?
— Что у меня будет свой корабль с воинами?
— Обещаю.
Несколько минут Женевьева изучала собеседников, прищурившись из-под темных ресниц. Потом коротко кивнула и исчезла за портьерой. Жоффруа мог поклясться, что она стремглав бежит по коридору, наступая на кринолин и торопливо дергая за шнурки ненавистного корсета.
Лоций еле слышно вздохнул.
— Я хочу быть абсолютно честным перед вами, мой друг. Мессир Ронан полон самого высокого мнения о вас, но вряд ли он станет потакать очевидным сумасбродствам вашей дочери. Может быть, пока не поздно….
— Не стоит, — бросил Жоффруа, поднимаясь.
— Но вы дали ей обещание…
— Иначе она бы не согласилась. Ничего, поплачет — привыкнет. Это судьба всех женщин.
Жоффруа неожиданно замолчал. Он отчетливо представил тоненькую фигурку Женевьевы в одной батистовой рубашке, вырывающуюся из рук смуглого мужчины с тонкими черными усами. Картина была до того ясной, что он заскрипел зубами. Но искаженное бессильным гневом лицо первого министра Моргана, сменившее перед его глазами это зрелище, показалось ему настолько услаждающим взор, что он тряхнул головой, отгоняя все посторонние мысли.
— За командорство Ламорак!
— И за его командора!
— Главное — чтобы все совершилось поскорее, мой друг. Медлить нам ни к чему.
Женевьева подошла к дверям подвала и нетерпеливо топнула ногой, приказывая стражнику отпереть. В одной руке она на всякий случай держала обнаженную Гэрду — помня рассказы служанок о том, что вся нечисть боится железа.
Колдун сидел на полу, прислонившись к стене, вытянув ноги и прикрыв единственный глаз. Он даже не пошевелился на лязг и скрип отпираемой двери, только чуть приподнял веко. От этого он стал совсем похож на большую нахохлившуюся птицу, вроде старого ворона, который иногда прилетал на площадку донжона.
Женевьева подошла чуть ближе, надеясь, что он заговорит, но он так и не шелохнулся. Она постаралась принять максимально горделивую позу, уперев шпагу в носок сапога, а руку в левый бок — так ее отец часто стоял на крыльце замка, ожидая, пока к нему подведут лощадь.
— Зачем ты шатаешься в моих землях? Что тебе нужно? — спросила она, потеряв
Наконец-то колдун снова приоткрыл глаз и лениво посмотрел на нее. Ее снова поразило то, что в его взгляде не было страха — только какое-то отстраненное любопытство. Он смотрел на нее, как она сама разглядывала вытащенных из канавы лягушек.
— Почему ты называешь эти земли своими? — насмешливо спросил он.
Кровь бросилась Женевьеве в лицо.
— Я графиня де Ламорак! — бросила она, вздернув подбородок и постаравшись вложить в эти слова как можно больше значимости. Когда отец произносил имя их рода, его голос звучал как рог, созывающий все бесчисленные поколения предков вплоть до его основателя, Лионеля Прекрасного, приплывшего на кораблях из-за моря вместе с первым королем Круахана. Но ее голос просто сорвался, и странно прозвенел в тишине подземелья.
— Тогда это земли не твои, а твоего отца, — возразил колдун.
— Они будут моими, — не слишком уверенно сказала Женевьева.
— Невелика заслуга получить то, чего не заслужила, — пожал плечами колдун.
— Я могу приказать забить тебя плетьми до смерти!
— Наверно, можешь, — спокойно сказал колдун, — но какая радость тебе будет от этого? И потом, разве ты за этим пришла? Что тебе здесь нужно?
— Я задала вопрос — зачем ты шатаешься в моих землях?
— И ради этого ты нарушила приказ отца — никому не входить в подвал? Пожалуй, ты слишком печешься о безопасности земель, которые еще пока не твои, графская дочь. А ты не подумала, что я опасен? Что я могу заколдовать тебя и улететь? И взять тебя в заложницы и приказать твоему отцу, чтобы он отпустил меня?
Женевьева отступила на шаг.
— Если ты такой могущественный, — сказала она хрипло, — то зачем ты позволил, чтобы тебя схватили? Я тебе не верю.
Колдун усмехнулся и снова прикрыл глаз.
— Я пришел сюда, чтобы кое-что узнать, — сказал он. — И попался на дороге твоему отцу. Но впрочем, я не сильно жалею, что оказался здесь. Быть может, здесь я узнаю то, что мне нужно, еще быстрее.
— А что тебе нужно узнать?
— Тебе никогда не говорили, что ты слишком любопытна, графская дочь? Любопытство не пристало юной девушке.
— Я ненавижу делать все, что пристало юной девушке! И если ты еще раз скажешь о том, что мне пристало, а что нет, я проткну тебя шпагой!
Колдун откинул голову назад и рассмеялся — неожиданно молодо и свободно. Его лицо тоже изменилось и стало удивительно обаятельным, несмотря на морщины и шрамы на месте второго глаза.
— Мне нравится твой характер, графская дочь, настолько, что я даже захотел узнать, как тебя зовут. Запомни — я немногих называю по имени.
Женевьева открыла было рот, но потом задумалась.
— Нельзя говорить колдуну свое имя, — сказала она убежденно. — Тогда он может получить над тобой власть.