Чаша и Крест
Шрифт:
В каминном зале громко звенели шпаги — дворяне из свиты ее отца со скуки бились друг с другом после ужина. Иногда они оглядывались в сторону Эрни, прислонившегося к стене со скрещенными на груди руками. Но с его лица не сходило выражение полнейшего равнодушия к происходящему, что лучше всего говорило о талантах фехтовальщиков.
Жоффруа так и не спустился к ужину, отчего трапеза стала еще более мрачной. Он велел подать ему еду наверх, в старый кабинет. Обычно в таких случаях отец и дочь любили подолгу сидеть вместе у огня, и Женевьева взахлеб слушала бесконечные истории
Наконец Эрни не выдержал, пересек зал и присел рядом с Женевьевой. Она даже не подняла опущенной головы, продолжая перебирать пальцами длинные спутанные пряди шерсти.
— Вы опять ходили к нему?
Она пожала плечами, предпочитая не отвечать, но впрочем, Эрни и так прекрасно знал ответ. Вот уже какой день Женевьева появлялась только перед ужином, в промокших и заляпанных грязью сапогах. И с недавних пор в ее глазах возникло странное мечтательно-блуждающее выражение, словно она смотрела на собеседника, но видела что-то совсем другое, известное только ей.
— Не хотите ли показать им, — Эрни кивнул в сторону громко топающих каблуками воинов, — что такое настоящий поединок?
Женевьева покачала головой, отчего волосы, как всегда выбившиеся из наспех уложенной прически, упали ей на глаза. Даже ярко-медный цвет прядей казался чуть поблекшим, словно угасшим.
— Вас что-то расстроило, госпожа графиня?
Она опять помотала головой. Эрни вздохнул и поднялся, чувствуя, что толку из разговора все равно не выйдет.
— Он сказал, что я ничего не знаю. Что я… темная невежда.
Эрни удивленно обернулся.
— А что вы должны знать?
— Откуда я знаю! — крикнула Женевьева так громко, что все невольно обернулись в их сторону. — Что ему только от меня нужно!
Она вспомнила, как в очередной раз, сидя на другом конце ставшего уже достаточно знакомым ей поваленного дерева, Скильвинг сказал:
— Ты напрасно обижаешься на мои слова. Вы ведь все действительно здесь совершенно темные и ничего не знаете.
— Неправда! — возмутилась Женевьева. — Я очень много знаю.
— Вот как? Ну извини заранее, если я в тебе ошибся. Что же именно ты знаешь?
Он разглядывал ее одним глазом, наклонив голову к плечу, и в зрачке светилась явная насмешка. Уже не так уверенно она продолжила:
— Я знаю, как скакать на лошади в седле и без седла. Я знаю, как охотиться на кабана и уток. Как стрелять из арбалета. Как фехтовать — в южной и в западной манере. Как определять расстояние и погоду по звездам. Как…
— Из всех твоих знаний, — перебил ее Скильвинг, — только последнее вызывает хотя бы какое-то уважение.
— Как ты смеешь! — крикнула она, вскакивая.
— Опять собираешься позвать слуг? Или может, крикнешь собак своего отца?
Женевьева медленно села, не сводя с него глаз. В ней постепенно просыпалось какое-то странное
— Почему ты… — спросила она хрипло, — считаешь, что я ничего не знаю?
— Потому что ни одно из твоих знаний не сделает тебя лучше, чем ты есть, — отрезал Скильвинг, — вот и все.
Ее губы печально изогнулись, и она отвернулась от Эрни. Она не могла объяснить, почему прикосновение к рукояти Гэрды не вызывает у нее прежней гордости и восторга. И почему вчера во сне она впервые увидела не яростно скачущих друг за другом по песку воинов, а высокий темный зал с уходящими в бесконечность корешками книг, и как она трогала эти книги, и они были на ощупь теплыми и в пупырышках, как человеческая кожа, и вздрагивали под ее руками от удовольствия. И почему ей показалось, что это очень хороший сон?
Эрни оставалось только развести руками. Он предвидел, что она будет меняться, и вот теперь это происходило на его глазах, но менялась она как-то странно.
Впрочем, любой, кому пришлось в жизни столкнуться со старым одноглазым колдуном, менялся довольно сильно, иногда до неузнаваемости. Уж кому, как не Эрни, было это знать.
Человек сидел на лошади, бросив поводья на луку седла, и смотрел на высокий темный холм, с одной стороны подсвеченный багровым закатом, на вершине которого пылал такой же красный магический костер. У человека было смуглое лицо с густыми, почти сросшимися на переносице бровями, резкий взгляд темных глаз и густые волнистые волосы до плеч. Следом за человеком виднелись силуэты его молчаливой свиты — не менее десяти воинов, не слишком ясно различимых в сумерках.
Человек хмурился, кусал губы и сжимал в руках роскошные вышитые перчатки с большими раструбами. Наконец он что-то пробормотал себе под нос и потащил ногу из стремени.
— Ждите здесь, — бросил он своим воинам через плечо, начиная подниматься к вершине холма по узкой тропинке между камнями.
Скильвинг все так же сидел у костра. Ночами становилось все холоднее, поэтому он накинул на голову капюшон, из-под которого виднелся только кончик горбатого носа и сверкал одинокий глаз. Услышав шорох мелких камешков под ногами идущего человека, он глубоко вздохнул и медленно поднялся во весь рост, повернувшись к нему.
— Все-таки это ты, — сказал пришедший, останавливаясь. — Я до последнего сомневался, что у тебя хватит наглости.
— Позвать тебя, Ронан? — хмыкнул Скильвинг. — Клянусь небом, долгие годы мне не было ни малейшего дела до твоей личности. К тому же я не был до конца уверен, что у тебя хватит способностей расслышать, что тебя зовут.
— Не беспокойся, — ответил Ронан, тридцать пятый Великий Магистр Ордена Креста. — У нас гораздо больше могущества, чем ты думаешь. И я с наслаждением стер бы тебя с лица земли, несчастный старый бродяга, если бы мне не было любопытно, зачем все-таки ты решился меня позвать.