Часовня погубленных душ

Леонтьев Антон Валерьевич

По данному поводу в городе начались спонтанные народные гуляния.

А вот на похороны Ларисы Бормотухиной никто не пришел, потому что именно журналистка спасла жизнь дяде Крюку двадцать пять лет назад.

Екатерина Станиславовна хотела было уйти в отставку, однако ей позвонил из Москвы один весьма и весьма влиятельный чиновник и убедил не делать этого, намекнув, что самое позднее через год нынешний губернатор области покинет свой пост, а госпожа Стекольщикова является наиболее вероятным кандидатом в его преемники.

Дверь палаты распахнулась, и появился Леонид. Он выглядел крайне

подавленным: ему только что позвонили из столицы, куда перевезли тяжело раненную Ольгу, и сообщили, что шансов нет и он, ее супруг, должен принять решение об отключении аппаратов, поддерживающих жизнь в теле пострадавшей.

– Никита еще не пришел в себя? – спросил Леонид, подходя к кровати. И, не дожидаясь ответа, заметил: – Я ведь ее любил. Во всяком случае, вначале. Позже все стало иначе. Она же, думаю, любила меня до сих пор. Я так хотел быть с Олей в тот момент, когда она умрет… Но потом понял, что это было бы фарсом. И сказал профессору, чтобы они отключили аппараты. Оля умерла несколько минут назад.

Катя попыталась взять Леню за руку, но тот отвел ее за спину.

– Знаешь, я не заслужил ее любви, – проронил он. – Оля ведь знала о нашем с тобой мимолетном романе, но ничего не говорила…

Екатерина Станиславовна кашлянула.

– Леня, я должна тебе кое-что сказать…

Мужчина развернулся и шагнул к двери, обронив на ходу:

– Катя, прошу тебя, никаких признаний в любви! Я знаю, что ты любишь меня еще с тех пор, со времен кружка «Победи дядю Крюка!». Но теперь, после смерти Оли…

– Никита – твой сын! – сказала Екатерина Станиславовна ему в спину, и Леонид обернулся.

– Мой сын? – переспросил он, и его глаза вдруг блеснули. – Катя, что ты такое говоришь? Ведь его отец – тот художник, твой тогдашний друг…

– Художник в детстве перенес свинку и не мог иметь детей, – покачала головой госпожа мэр. – Никита – твой сын. Если хочешь, можешь сделать тест.

Леонид быстро подошел к кровати и взглянул на недвижно лежащего юношу. А затем, повернувшись к Кате, взял ее за руку.

– Я не могу ничего обещать… – начал он. – Ведь Оли только что не стало…

– Я умею ждать! – ответила живо Катя. – И буду ждать столько, сколько нужно! Ведь, Леня, ты прав…

В этот момент Никита вдруг шевельнулся и открыл глаза.

– Мама? – прошептал он. – Где я? И почему здесь стены такие белые?

Парень попытался было встать, но, конечно, не смог. Женщина бросилась к нему и, плача, поцеловала сына в лоб.

– Мама, мы были на старом кладбище, – стал рассказывать Никита о том, что случилось перед тем, как его сбил грузовик. – И Оксана… Ее убил дядя Крюк! А потом он погнался за мной!

– Все хорошо, сынок, все будет хорошо… Кошмар закончился… – прошептала Екатерина Станиславовна, обнимая его.

Никита заметил незнакомого мужчину и вопросительно посмотрел на мать. А та, вытирая слезы, взяла сына за руку, а другую протянула Лене.

– Никита, я должна тебе кое-что сказать. Понимаю, что сейчас тебе нужен полный покой, но я не могу ждать. Потому что и так ждала целых восемнадцать лет! Это – Леонид Витальевич Архипов, и он…

Илья Новгородцев и Надя Панченко

Светило

яркое июльское солнце, набережная была заполнена праздношатающимися людьми. Илья и Надя, каждый держа в руке эскимо, отыскали свободную лавочку на тенистой аллее и уселись на нее. Мимо них, кивнув, как старым знакомым, прошли державшиеся за руки Тимофей и Марина: они вернулись с моря и намеревались в следующем году пожениться.

Илья принял решение – он собирался покинуть Заволжск и податься в адвокаты. После всего того, что пережил, Новгородцев не мог продолжать работать следователем. О признании Михаила Федоровича (которого весь Заволжск хоронил как народного героя) молодой человек никому ничего не сказал. Хвостов хвалил его, Кот был мил, как никогда, и это значило, что теперь, после кончины Пономарева, они намеревались сожрать его, ученика Пономарева, с потрохами. Воевать с ними Илья не намеревался, поэтому решил сменить профиль работы. И место жительства. Не мог же он бросить Надю! Его (и, конечно же, Аяврика!) ждала Москва.

Среди черепов, обнаруженных в бункере, был обнаружен и череп Насти Панченко. И его опустили в имевшуюся уже могилу на кладбище Заволжска. Родители, прибывшие на траурную церемонию, наконец-то смогли проститься со своей старшей дочерью и, забыв о прошлом, попытаться смотреть в будущее.

Заволжск уже вторую неделю праздновал избавление от дяди Крюка. Все жители пребывали в эйфории. Мимо Ильи и Нади, поедавших эскимо и целовавшихся на скамейке, промаршировала команда облаченных в разноцветные панамы малышей.

– Теперь все изменится! – сказала, улыбаясь, Надя. – Кошмар остался в прошлом!

– Конечно, теперь все изменится, – кивнул Илья и скосил взгляд на детишек. – Потому что скоро, Надюша, у нас появится такая же ватага собственных карапузов!

– Я слышу предложение руки и сердца? – спросила, хохоча, Надежда.

– Я еще не решил! – заявил Илья, глубокомысленно шевеля бровями и морща лоб. – Но в общем и целом, конечно, да.

– Ах, Илюшка, нет в тебе ни на грамма романтики! Но именно таким я тебя и люблю! – ответила Надя, чмокая его в нос. – Ой, как ты так эскимо умудрился есть, что у тебя весь нос в шоколаде?

– Это мой секрет! – ответил Илья и обнял Надю.

А та снова засмеялась:

– Возвращаясь к вопросу о карапузах… Скольких же ты планируешь завести?

А карапузы в разноцветных панамах, взявшись за руки, стали распевать песенку. Песенку, слова которой были известны всем жителям Заволжска. От которой, несмотря на яркое солнце и тот неоспоримый факт, что дядя Крюк и его сынок сгинули окончательно, в жилах стыла кровь:

Дядя Крюк, дядя Крюк,Наколи мой глаз на сук,В Волге череп утопи,Руки-ноги оторви,Разбросай по клумбе кости,Пригласи детишек в гости…