Часовой
Шрифт:
Часовой, низкорослый, светловолосый, голубоглазый малый с испуганным лицом, выронил пригоршню лука.
Винтовка его стояла у стены.
– А-а-а, вот я тебя и поймал!
– закричал отец МакЭнерни. Он схватил часового за руку и со злобой выкрутдл ее назад.
– Так, значит, это ты воруешь у меня лук?
А ну, пошли со мной в лагерь, там все расскажешь.
– Иду, иду, - испуганно согласился часовой, пытаясь вырваться.
– Пойдешь, пойдешь, не сомневайся, - священник подтолкнул его коленом, - и я с тобой.
– Эй, отпустите меня!
– завопил часовой.
– Что
– Ах, ты ничего не сделал?
– язвительно передразнил священник.
– И лук ты у меня не воровал?
– Хватит выкручивать мне руку!
– взвизгнул часовой, поворачиваясь к нему лицом.
– Ведете себя, как дикарь какой-то. Не брал я вашего лука! И вообще я не понимаю, об чем речь!
– Ах ты, враль паршивый, недоросток английский!
– заорал отец Мак-Энерни, вконец рассвирепев от такой наглости. Он отпустил руку часового и ткнул пальцем в луковицы, - Ты разве не держал их в руках, когда я тебя поймал? Разве я их не видел у тебя в руках своими глазами, будь ты проклят?
– Ах вот вы о чем!
– воскликнул часовой, словно его вдруг осенила догадка.
– Так это какие-то ребятишки уронили, а я подобрал.
– Ты подобрал!
– саркастически повторил отец МакЭнерни, занося назад кулак так, что часовой пригнулся.- - ,Ты, поди, даже не знал, что это лук?
– А когда мне было разглядывать?
– выкрикнул часовой.
– Вижу ребятишки вытягивают эту дрянь в вашем проклятом огороде. Я им велел убираться, а они ну хохотать. Я их и прогнал, а они все луковицы побросали.
В чем дело-то, чего вы мне выкручиваете руку? Я вам хотел услугу оказать. Ох, большое у меня желание отвести вас в полицию!
Подобной наглости священник уже вынести не мог.
Самому ему и за час было бы не сочинить такую небылицу. И вообще он не любил вралей.
– Какое у тебя желание?!
– завопил он, сбрасывая Сутану.
– Это меня ты сдашь в полицию? Да я десяток таких мозгляков об колено переломлю. Ах ты, окаянный ворюга английский, давай скидывай рубаху!
– Не могу я!
– в панике пролепетал часовой, - Почему?
– Я на посту. И вы это знаете"
– На посту! Ты просто струсил.
– Не струсил я. Я где хотите с вами встречусь, в любое время, и уж так заеду по вашей толстой роже - зубы из затылка вылетят!
– Тогда скидывай рубаху сейчас и дерись, как мужчина!
Тут священник дал часовому такого тычка, что тот отлетел к стенке.
– Ну, будешь теперь драться, английский трус паршивый?
– Не могу я драться, вы же знаете!
– задыхаясь, прохрипел часовой, заслоняясь поднятыми руками.
– Не будь я на посту, я бы вам живо показал, трус я или нет. Вот вы и есть трус, паршивый ирландский хулиган!
Я на посту, и вы это знаете. Я не могу защищаться, и вы это знаете! Вы и петушитесь потому, что вы в выгодном положении, подлый драчливый ублюдок!
Что-то в голосе часового удержало священника. Часовой был буквально в истерике. Отец Мак-Энерни не мог ударить его, пока тот был в таком состоянии.
– Тогда убирайся отсюда, черт тебя подери!
– в бешенстве заорал отец Мак-Энерни.
Часовой бросил на него смертоубийственный взгляд и, подобрав винтовку, поплелся по дороге к лагерным
Священник пошел в дом, но был так взбудоражен, что никак не мог успокоиться. Он уселся в большое кожаное кресло, весь клокоча от неутоленной ярости.
"Слишком уж я мягкосердечный, - думал он огорченно.
– Слишком мягкосердечный. Один-то раз представился случай и то я его упустил. Теперь всем станет известно, что из меня можно веревки вить. Нечего больше и пытаться разводить огород. Теперь лучше вообще вернуться домой, в Ирландию. Эта страна не для людей".
Наконец он подошел к телефону и позвонил сестре Маргарет. Та взяла трубку, голос ее дрожал от жадного любопытства.
– Ну что, отец мой, поймали вы их?
– да, - ответил он тусклым голосом, - во всяком случае, одного. Часового.
– И что вы с ним сделали?
– Дал ему тумака, - тем же тоном отозвался он.
– Ох, попался бы он мне, я бы его убила!
– с разочарованием воскликнула она.
– Я бы тоже, да он не пожелал драться, - мрачно проговорил отец Мак-Энерни.
– Ежели меня на днях застрелят из кустов, вы будете знать, кто это сделал.
– Нет, все-таки как это похоже на англичан!
– с отвращением произнесла она истерическим голосом.
– Все уши прожужжали про их храбрость, а стоит кому-то не спасовать перед ними, так, пожалуйста, - отказываются драться.
– Правильно, - подтвердил отец Мак-Энерни, разумея обратное, и повесил трубку. Ему пришло в голову, что на сей раз они с сестрой Маргарет думают одинаково, но сестра-то Маргарет совсем рехнулась. Собственное поведение вдруг предстало ему в настоящем свете. Он вел себя отвратительно. После всех своих речей о спасении ближнего он обидел человека, оскорбил его национальное чувство, ударил его, когда тот не имел права ответить ему тем же, и, таким образом, отец Мак-Энерни мог его покалечить. И все это из-за нескольких луковиц ценой в шесть пенсов! Хорошенькое поведение для священника! Отличный пример для лиц некатолического вероисповедания! Интересно, что скажет епископ, если услышит про это.
Отец Мак-Энерни снова уселся в кресло и сгорбился в унынии. Его чудовищная вспыльчивость опять подвела его. Так и знай: не сегодня-завтра он попадет из-за нее в настоящую беду. И ведь ничего нельзя исправить.
Нельзя даже пойти в лагерь и извиниться перед солдатом, потому что тогда он навлечет на беднягу новые неприятности. Он дал себе клятву извиниться, если случайно его встретит. Это немножко успокоило его совесть, а когда на следующее утро он отслужил обедню, ему и вовсе полегчало. Утренняя поездка на велосипеде по холмам всегда доставляла ему удовольствие, перед ним открывался вид на деревушку, на красные кирпичные домики и белый шпиль, прорезающий неподвижное, как стоячая вода, темное пятно деревьев. На гладкой поверхности меловых, зеленоватого цвета холмов виднелись могильники древних кельтов. Тоже, бедняги, намучились с англичанами, и в конце концов им пришлось худо.