Часовщик
Шрифт:
Когда Томазо прочел первое донесение о «камизарах», он так и не сумел удержаться от улыбки: юмористический посыл дона Хуана Хосе Австрийского читался как на ладони. Мало того, что все до единого бунтари называли себя инквизиторским титулом «комиссар», они подняли мятеж именно в Лангедоке — самом сердце фамильных земель Папы Римского. Это был вызов — ядовитый и весьма недвусмысленный.
«Папа точно Крестовый поход объявит, — тихо рассмеялся, прочитав донесение, Томазо. — На самое святое, скоты, посягнули…» Но вскоре ему стало не до смеха — насмерть перепуганные монахи и священники просто побежали из Лангедока.
И тогда Томазо отыскал в
— Напрасно вы это делаете, святой отец, — покачал головой привратник. — Вы его дело почитайте: упырь упырем… настоящий Ирод.
Томазо кивнул и передал закованного в цепи отца Габриэля своей охране. Он читал дело этого священника, но привратник ошибался: царь Ирод не получал удовольствия от убийств, а потому не годился падре Габриэлю даже в подметки. Но только такой человек мог уравновесить тот ужас, который внушал католикам Лангедока мясник Жан Мариус.
— Куда вы меня? — мрачно поинтересовался падре Габриэль, едва они отъехали от тюрьмы.
— На воспитательную работу, — отшутился Томазо. — Кадетов будете натаскивать.
— На что натаскивать? — вытаращил глаза арестант.
— На то, что вы умеете и любите делать больше всего.
Как ни странно, брошенное на ветер слово «кадеты» мгновенно прижилось, и уже через полторы недели новое народное движение «Кадеты Креста» жгло, убивало, а главное, вгоняло в страх евангелистов Лангедока не хуже, чем «Черные камизары» — католиков.
Однако трясло не только Францию. Нечто похожее происходило и у Томазо дома — на всем Пиренейском полуострове. В Кастилии сопротивление Короне взяли на себя «комунерос» 22 , а в Королевстве Валенсия подняли голову «эрмандады» 23 .
И те и другие требовали созыва кортесов и возвращения конституций фуэрос, а заодно свержения итальянских монахов с ключевых должностей и запрета вывоза золотой монеты за пределы их стран. Но Томазо был уверен: рано или поздно его агенты прорвутся к рычагам управления мятежами и все войдет в нужное русло.
22
Комунерос (исп. comuneros, от comuna — община) — восставшие против абсолютизма и в защиту вольностей самоуправляющиеся города Кастилии
23
Эрмандады (исп. hermandades — братства), а также хермании, или германии, — союзы городов, цехов и общин, созданные для защиты вольностей
И только попытка Ордена перехватить ссудное дело так и не закончилась ничем. Не признающие за королем права на запрет ремесла магистраты и суды по-прежнему покрывали евреев, и те продолжали обмен монеты и выдачу ссуд как ни в чем не бывало. И понятно, что лавки Ордена так и оставались без клиентов, а главные денежные потоки страны по-прежнему шли в обход церковных структур.
Тогда Томазо и напросился на прием к Генералу, объяснил суть своей идеи, а вскоре нанес визит в Совет менял Арагона. Крайне почтительно выразил свое восхищение грамотной работой Совета и после встречных настороженных любезностей объяснил, что при дворе уже раскаиваются, что поддались нажиму Папы и обидели евреев.
— Неужели? — не
— Сами судите, — пожал плечами Томазо, — цены продолжают расти, новое мараведи так никто и не признал, а королевская армия даже лошадей не может купить. Уверяю вас, фаворит Изабеллы вовсе не глупый человек. Уж он-то понимает, куда все катится…
Еврей задумчиво хмыкнул.
— И что теперь? Король ведь не может пойти на попятную и снова разрешить евреям ростовщичество. Это — вопрос его чести.
— Совершенно верно, — кивнул Томазо. — Запрет короля останется в силе, но выход есть.
— И какой? — живо заинтересовался главный меняла страны.
— Принять христианство.
Еврей растерянно моргнул и тут же покрылся красными пятнами.
— Вы предлагаете нам предать веру отцов?! — даже привстал из-за стола донельзя оскорбленный старейшина.
— Да никто этого от вас и не ждет, — по-свойски подмигнул ему Томазо. — Но уж по одному-то человеку от каждой семьи окрестить можно? Чистая формальность, а семейное дело спасете.
Старейшина опешил и тут же ушел в себя. Неглупый, много повидавший на своем веку человек, он уже видел всю изящность предложенного решения. Выбрать от каждой семьи самого доверенного человека, поручить ему принять христианство — абсолютно формально, переписать на него ссудную лавку — и вопрос решен!
— А вам-то это зачем? — внезапно насторожился еврей. — Вы ведь, как я понимаю, человек Церкви?
— А вы думаете, Церковь любит проигрывать? — хмыкнул Томазо. — А так — и вам хорошо, и мы свое реноме сохраним.
Он уже видел, что идея посеяна и скоро прорастет — в точности так, как это нужно Ордену.
Ну и, конечно, множество сил у Томазо отнимало дело Переса. Десять свидетелей под присягой показали, что Антонио Перес планировал побег в гугенотский Беарн! Одного этого было вполне достаточно для суда Церкви, ибо искать убежища в иноземной стране, где живут еретики, есть настоящее преступление. Те же свидетели показали, что их сокамерник постоянно использовал богохульные выражения, повторить которые их уста отказываются. И ознакомившийся с показаниями весьма родовитых, надо сказать, свидетелей Верховный совет сдался и тихо, не привлекая ничьего внимания, распорядился перевести королевского секретаря в секретную тюрьму Инквизиции.
Но Переса Трибуналу так и не выдали.
— Пока у меня не будет приказа Верховного судьи, — в лицо инквизиторам заявил привратник тюрьмы фуэрос, — даже не надейтесь.
Томазо стремительно организовал совместное заседание Верховного судьи Арагона и всех служащих Сарагосского Трибунала и поставил вопрос ребром.
— Здесь подробно описано, в каких выражениях Антонио Перес оскорблял Божью Матерь, — выложил он первую стопку показаний.
— Здесь все о его высказываниях в адрес Церкви Христовой… — не давая судье опомниться, выложил он вторую стопку.
— А вот здесь — все о его планах побега в гугенотский Беарн, под защиту принцессы-еретички Маргариты и ее брата — короля-еретика Генриха.
Верховный судья окинул взглядом ожидающих его решения инквизиторов, затем заглянул в глаза каждому из членов Совета и понял, что его загнали в угол. Да, то, что Инквизиция вступила в сговор с Бурбоном, было очевидно, однако отказать в выдаче Переса при столь явных уликах было невозможно.
— Черт с вами, — не стесняясь ругаться при стольких святых отцах, процедил он. — Забирайте.