Часовые любви
Шрифт:
— Регина фон Штайн? Звучит!
— Он сказал, что дочернюю компанию специально для меня откроет.
— Она именем твоим будет называться?
— Да.
— Ты когда-нибудь об этом мечтала?
— Я всегда мечтала бизнесом заниматься. Крутым!
— Крутым не надо.
— Это еще почему?
— Крутых у нас каждый день из автоматов кладут. Или еще похуже что-нибудь! — грозно брякнул Дима.
— Глупости!
— Слышала? Сегодня жена Берцева погибла? — сообщила Катя.
— Застрелили? —
— Что с тобой? Ее не застрелили. Автомобильная катастрофа.
— Как?
— По встречной с каким-то Бобриком ехала, — сказал Дима.
— А ведь я и ее, и этого Бобрика знаю, — задумавшись, произнесла Катя. — Он мне угрожал.
— Тебе? — Регина раскрыла глаза.
— Да, — вздохнула Катя. — Когда я деньги к ним приходила для Маши просить. Они меня из дома выгнали.
— Зачем ты перед ними унижалась? — не выдержала Регина.
— А перед кем надо было? — резонно возразил Дима. — Мы только-только бизнес начали укреплять, а тут такое.
— Я ее жабой обозвала. А Бобрик предупредил, что она оскорблений не прощает.
— Наверное, с кем-то более крутым связалась, и ее тоже не простили? — предположил Дима.
— А может, действительно несчастный случай, а? — с надеждой сказала Регина.
Глава двадцать седьмая
Перстень счастья возвращали под расписку.
Маша, Регина и Катя пришли в больницу с огромным букетом цветов. Медсестры их ждали.
Голубоглазая молоденькая регистраторша качала головой:
— Мы с девочками решили, что это бижутерия простая. А потом, когда вы с отцом стали спорить, чей он, решили посоветоваться с кем-нибудь знающим.
— У нас в больнице один продавец из ювелирного магазина лежал, — продолжила старшая, — он сразу сказал: старинный, скорее всего бриллиант.
— Да, это старинный бриллиант, — надев перстень на палец, тихо улыбнулась Маша.
Она не могла еще бурно проявлять свои эмоции.
— А почему он называется «перстень счастья»? — поинтересовалась юная девушка.
— У моего мужа в роду было поверье. Кто выберет его, тот будет жить счастливо.
— И вы его выбрали?
— Да.
— Выбирали наугад?
Маша кивнула.
— Глаза завязывали? — Любопытство юной девушки было неподдельным.
— Нет, в шкатулке разные драгоценности хранились.
— И вы сразу выбрали перстень счастья? — допытывалась регистраторша.
— Представьте себе!
— И жили счастливо?
— Сначала да. Но жизнь ровной не бывает. Горестей хватало. — Маша помолчала, вспоминая, как ей счастливо жилось с Людвигом. — Человек, если все хорошо, думает, что так будет всегда, и за счастье не считает. А когда приходят несчастья, осознает…
— Но ведь все сейчас хорошо? —
— Да, девочки. Потому что в каждом случае, где могло бы случиться непоправимое, неожиданно появлялись хорошие люди и меня спасали.
— Такие, как наш доктор Юрий Анатольевич?
— Конечно, — подтвердила Маша. — Ведь он мог выписать меня в дом для инвалидов, а он другу позвонил.
— Хорошему Доктору, — подсказала Регина.
— Хозяин рюмочной тоже ведь не бросил меня замерзать в снегу. Позвонил в «Скорую».
— Да, — в задумчивости произнесла старшая сестра. — Дочка у вас и муж тоже настоящими людьми оказались. Упорно искали, а сколько так людей без вести пропадает! И дальше вас поддерживают! Ведь когда кто-то близкий рядом, все по-другому! Вылечил бы доктор, а у вас ни души вокруг! Жить-то для кого? Он сказал, если бы не тепло близких, из комы бы не вышли!
— И еще подруга у меня оказалась настоящей. — У Маши на глазах выступили слезы.
— Брось ты, любая на моем месте поступила бы точно так же. — Катя обняла Машу за плечи.
— Любая бы могла поступить, а поступила только ты. Меня, девочки, по подозрению в мошенничестве еще до травмы в тюрьму посадили. И пока следствие шло, Катя… — Дальше Маша не могла говорить.
— Мама, ты только не расстраивайся.
— Я не расстраиваюсь, я плачу от счастья. Представляете, девочки, Катя, вот эта моя подруга, — Маша взяла Катину руку и сжала ее, — в банке ссуду взяла, в квартиру свою меня прописала, с мамой и дочкой. В общем, все сделала, чтобы меня вытащить.
Маша вспомнила, как по дороге в больницу дочь рассказала, сколько сделала Катя и для нее тоже. Вспомнила, как Регина, ни разу до того не поинтересовавшаяся, как все это могло с ней, с ее родной мамой, случиться, вдруг тихо спросила:
— Мам, а в тюрьме страшно было?
— Страшно, когда ты одна, девочка. Даже там нашлись люди, которые мне помогли.
— Бандитки? — Глаза девушки сузились.
— Были и бандитки. Но та, что мне помогла, свое уже отсидела. Ее должны были выпустить. Во всем мире считается, если человек наказание отбыл, значит, прощен. Иначе бы жизнь не могла продолжаться.
— Не зря же Прощеное воскресенье существует, — подтвердила Катя.
— Помогли мне там, даже очень сильно помогли. Иначе бы несправедливость восторжествовала.
— А ты им… — Регина не стала продолжать.
— Все, что могла, сделала. Правда, дорогой ценой.
— Значит, ты все же влезла в эту историю из-за черной вдовы? — сокрушенно покачала головой Катя.
— Я не могла иначе. Свой долг я должна была человеку вернуть.
— Почти что ценой жизни, — упрекнула подругу Катя.