Частица на краю Вселенной. Как охота на бозон Хиггса ведет нас к границам нового мира
Шрифт:
Температура – не единственный критерий, по которому БАК переплюнул космическое пространство: в пучковых трубах поддерживается очень высокий вакуум – настолько высокий, что давление внутри трубы примерно такое же, как атмосферное давление на Луне. Если бы внутри труб был воздух, протоны постоянно натыкались бы на его молекулы и пучок бы рассыпался.
Перед тем как машину запустили в первый раз, команда БАКа очень волновалась, достаточно ли тщательно откачана пучковая труба. Когда в 1983 году в Фермилабе заработал Теватрон, первые попытки раскрутить протоны быстро закончились неудачей. Виновника довольно быстро нашли – им оказался случайно застрявший в трубе маленький кусочек ткани. Но легко ли обследовать трубу ускорителя длиной 27 км при том, что сами пучковые трубы имеют в поперечнике только
Магниты в БАКе – самые крупные и громоздкие части машины, они олицетворяют мощь технологических инноваций и эффективность международного сотрудничества. Такой уровень точности, какой необходимо обеспечить для столкновения пучков, не обходится дешево. Трудно установить точную стоимость БАКа, поскольку часть денег расходуется на содержание лаборатории в целом, но цифра 9 млрд долларов – хорошая оценка для общего бюджета. По словам физика Джан Джудайса, «если пересчитать в евро за килограмм, то килограмм дипольных магнитов на БАКе – самого дорогого элемента ускорителя – стоит примерно столько же, сколько килограмм швейцарского шоколада. Будь БАК построен из шоколада, он бы стоил примерно столько же».
Шоколад может не восприниматься как слишком дорогой продукт, ведь мы время от времени его покупаем и едим. Но обычно все-таки меньшими порциями, чем двадцатисемикилометровая шоколадка, сделанная из самого лучшего шоколада. Посчитайте, сколько бы она стоила!
Передача факела
Лин Эванс официально ушел из ЦЕРНа в 2010 году, уже когда машина была успешно запущена после аварии и заработала. А поступил на работу в ЦЕРН в 1969 году, отдав ему сорок лет жизни и пережив десять генеральных директоров. Еще совсем недавно, в 1981 году, он, Карло Руббиа и Серджо Читтолин (итальянский физик со своеобразным хобби – украшать лабораторные журналы эскизами в стиле Леонардо да Винчи) втроем в 4 часа 15 минут утра, находясь в пустой в диспетчерской, включили модернизированный Суперпротонный синхротрон и наблюдали первые протон-антипротонные столкновения частиц внутри ускорителя.
Ничего похожего на то, что происходило 10 сентября 2008 года, когда торжественное открытие БАКа стало международным событием, непосредственными свидетелями которого стали сотни людей, и еще тысячи наблюдали за ним благодаря Интернету по всему миру. В тот день в диспетчерской БАКа, заполненной представителями средств массовой информации, известными учеными и высокопоставленными гостями, Эванс выступал в качестве дирижера. Чтобы заставить аудиторию поволноваться, инженеры не сразу запустили протоны по всему кольцу, а стали открывать восемь секторов один за другим. После того как первые семь секторов успешно прошли испытание, Эванс начал обратный отсчет, а в это время протоны готовили к пролету полного оборота по кольцу. В назначенное время на сером экране компьютера вспыхнули две точки – это означало, что пучок успешно стартовал и успешно вернулся в ту же самую точку. Комната взорвалась аплодисментами, и в физике элементарных частиц наступили новые времена.
Физики редко уходят на пенсию в обычном смысле слова, вот и Эванс после выхода на пенсию участвует в эксперименте CMS и помогает проектировать следующее поколение ускорителей. После того как было объявлено об открытии бозона Хиггса, Эванс, размышляя о том, что все-таки произошло, сказал: «Недавно я оказался на вечере, организованном коллаборацией CMS. Там собралось около 500 человек. Увидев всех этих молодых людей, я вдруг понял, какой груз ответственности лежал на моих плечах. Я имею в виду то, сколько людей рассчитывает, что эта машина будет работать!»
Теперь в ЦЕРНе надеются, что она будет продолжать функционировать в течение будущих десятилетий. Чтобы оправиться от аварии сентября 2008
Глава 6
Что открывают нам столкновения
Мы узнаем, как обнаружить новые частицы, сталкивая уже известные частицы на огромных скоростях и наблюдая за тем, что происходит.
В детстве я увлекался разными науками, но только две вещи действительно захватили меня: физика и динозавры. (В свои двенадцать лет я не знал слова «палеонтология».) Время от времени у меня случался флирт с другими науками, но отношения никогда не заходили слишком далеко. Например, я с удовольствием развлекался с подаренным мне детским химическим набором, но в основном поджигал реактивы и никогда не испытывал особенного счастья от получения новых соединений в строго контролируемых условиях.
Другое дело динозавры! Это был настоящий роман. Мой дед брал нас с братом в музей штата Нью-Джерси, расположенный в Трентоне, где мы быстро проскальзывали мимо скучных артефактов и исторических выставок, но замирали перед зловеще нависающими огромными скелетами. Я никогда всерьез не связывал свое будущее с палеонтологией, но каждый ученый из тех, что я знаю, в душе согласен, что динозавры – это по-настоящему круто.
Вот почему я был взволнован, когда меня, уже вполне взрослого, преподавателя Университета Чикаго, пригласили поучаствовать в экспедиции по поискам динозавров. Большинство палеонтологических экспедиций прекрасно могут обойтись без физиков, но эта экспедиция была организована под эгидой некоммерческого Исследовательского проекта, предназначенного для того, чтобы увлечь наукой детей и представителей национальных меньшинств. То было специальное мероприятие для друзей организации, и меня пригласили для участия в различного вида научно-просветительских мероприятиях, связанных с экспедицией. Признаться, мне было совершенно неважно, чем там заниматься – хоть мыть посуду, я был согласен на все, лишь бы мне разрешили раскапывать кости динозавров, ведь это была мечта моего детства.
И мы нашли их – в районе геологической формации Моррисон, недалеко от городка Шелл (штат Вайоминг) с населением около 50 человек. Земля Моррисона набита окаменелостями юрского периода, и мы коротали теплые деньки, бодро выкапывая образцы камаразавра, трицератопса и стегозавра. Слово «выкапывать» может дать преувеличенное представление о достижениях нашей – в основном любительской – команды. По большому счету мы лишь нашли место, где имело смысл копать, и оставили его для другой экспедиции, которая должна была довести дело до конца.
Это был полезный опыт – я многому научился, и прежде всего понял, что заниматься теоретической физикой гораздо легче, чем палеонтологией. А еще я нашел ответ на вопрос, который не давал мне покоя в течение многих лет: чем отличается кусок окаменевшей кости от окружающей его горной породой? В течение миллионов лет эта кость всасывала минералы из окружающей скальной породы, пока в конце концов не превратилась почти в настоящий камень. Так как отличить одно от другого?
Ответ: с помощью очень тщательного анализа. У экспертов-палеонтологов есть, конечно, приемы, отточенные за годы их работы и позволяющие увидеть тонкие градации цвета и текстуры тканей, которые ускользают от внимания непосвященных. Приведите группу любителей к месту залегания ископаемых остатков динозавра, и, несомненно, самый частый вопрос, который вы услышите, будет: «А этот кусок – кость?». На него всегда есть однозначный правильный ответ, и эксперты почти всегда могут его найти.