Частичка тебя. На память
Шрифт:
— Артем, отпусти!
Он даже и не думает меня слушать.
— Сдавайся, госпожа главнокомандующая, — нахальные светло-ореховые глаза смотрят на меня сверху вниз, — капитулируй, прямо сейчас.
— Я не могу.
— Ты можешь!
Он говорит так твердо, так убедительно, да и его лапы под моей курткой обосновались прочно. И надо бы вытурить, но если так практично…
Надо ли?
Я столько раз за свою жизнь отталкивала от себя мужчин. Язвила, срезала, отталкивала. И это не сделало
— Я противница отношений в рабочем пространстве, — почему-то сознаюсь я в этом шепотом, под скептическую улыбку собственного рассудка.
Ну конечно, как же я и не испорчу все, да?
— Ты же не предлагаешь мне тебя уволить, не так ли? — Артем придвигается ближе, и жара его тела становится больше. — Нет, моя дорогая главнокомандующая, ты мне и здесь пригодишься. Так что этот принцип тебе придется пересмотреть.
— Артем, я жду ребенка.
— Да что ты? — Тимирязев округляет глаза. — А я-то думал, что за фигней такой ты болеешь, что тебя постоянно тошнит и ходишь ты по клубу бледная, как смерть.
— Ты не умеешь делать комплименты, — я критично морщусь.
— Умею, — ладонь Артема осторожно касается моего живота, — просто если я начну их делать тебе сейчас — ты напугаешься и сбежишь.
— Я? — мой прищур становится ехидным. — Мне кажется, или ты перепутал меня с кем-то из своих нежных ранимых фей, Артем Валерьевич?
— Перепутал? — испытующе хмыкает Тимирязев. — Хочешь сказать, что ты — не пугливая девочка?
— Никогда ею не была.
— Да что ты? И что, мне верить тебе на слово?
— А ты хочешь проверить?
— Хочу.
Краткое последнее слово — как последняя точка в моем приговоре. А дальше — он совершает резкий бросок вперед, хотя у меня и так было ощущение, что мы несемся вперед со скоростью света.
Господи, что я делаю?
Целуюсь с собственным начальником?
И как же это… Неправильно…
Я ведь его не…
Какая разница? Ведь сердце чаще бьется?
Сколько можно уже болеть тем, кому я к черту не нужна?
Громкий хлопок двери конюшни заставляет здравый смысл во мне взвыть и панически дернуться от Артема. Он ловит меня за руку, не давая мне убежать окончательно.
С пару секунд мы так и смотрим друг на друга, он — с ехидной полуулыбочкой, я — тяжело дыша, и с выскакивающим из груди сердцем.
Когда с улицы снова доносится звук удара, хватка Артема на моей руке слабнет, а лицо — напротив, напрягается.
— Что за хрень? — шипит он хрипло, быстрым шагом направляясь к двери. — Кому там сильно надоело на меня работать?
Я не тороплюсь шагать за ним следом. Краду себе минуту, чтобы выровнять
Бог ты мой, насколько же далеко все зашло.
Я ведь не собиралась.
— Ты там замерзла, Снегурочка? Тебя отогреть? — насмешливый голос Артема заставляет меня вздрогнуть и все-таки тронуться с места. Нагнать его мне удается лишь на улице, когда он останавливается у ведра, валяющегося у стены.
Кажется, я видела это ведро рядом с дверью. И оно было наполнено водой — кто-то из конюхов заблаговременно приготовил для совсем уж измученной скачкой лошади. Они, бывает, не всегда доходят до поилки.
А сейчас похоже, что кто-то крепким таким пинком отправил ведро к стене,
— Ты видел, кто это был? — спрашиваю тихо, хочу понять масштаб трагедии.
— Нет, — ровно откликается Тимирязев, — наш вуайерист ходит быстро или хорошо прячется.
Жаль. Я бы хотела понимать, кто это так ярко психует от того, что происходило в конюшне.
— Пойдем пообедаем, Снегурочка? — пальцы Артема касаются моего локтя. — Думать о чужих заскоках — совершенно бесполезно. Лучше чего-нибудь сожрать.
— Мне нужно вернуться к моей работе, — кошусь на часы и панически округляю глаза, — я и так сильно отвлеклась. А у нас еще впереди — три дня турнира, вместе с официальным закрытием.
И до того, как он успевает дать мне свой ответ — я разворачиваюсь и быстро-быстро шагаю в сторону административного корпуса.
Да, да, вы все поняли верно, я сбегаю. Как можно быстрее, чтобы поскорее спрятаться в норку и осознать, что я только что натворила.
Целоваться с начальником! Посреди рабочего дня! В публичном месте, открытом со всех сторон!
Как же это чертовски непрофессионально с моей стороны.
Что самое ужасное — было приятно…
33. Ник
— Николай Андреевич? — Валя подскакивает от резкого хлопка дверью, да и от меня — быстром вихрем влетевшего в приемную — тоже.
— Не сейчас, — рявкаю я недовольно и ныряю в свой кабинет, подальше от посторонних глаз.
Кажется, это вообще первый раз, когда я позволяю себе повысить голос в общении с подчиненными.
Нет, конечно же в кабинете мне не легчает — желание крушить все, попадающееся под руку, только усугубляется с каждым сделанным выдохом. Я все-таки не выдерживаю, запускаю в стену подставку для бумаг и пытаюсь продышаться, наблюдая за тем, как они осыпаются на пол.
Замечаю себя в зеркале у двери, любуюсь на всклокоченные волосы, на красные пятна бешенства на лице, на расплывающееся ниже колена серое пятно — меня зацепило водой из отправленного в долгое путешествие до стены ведра.
Дьявол!