Шрифт:
Защита дипломов проходила как всегда — весело и задорно. Студенты плакали. Ели свои работы. Строили из них летательные аппараты типа «самолетик» и запускали их с восьмого этажа, усыпая ступеньки института сугробами усвоенных знаний.
Броуновское движение выпускников в этот раз нарушала только Вика Фомина. Вообще, с именем ей не повезло. Почему-то все считали, что раз ты Вика, то должна быть блондинкой с кукольным личиком в обрамлении непослушных кудряшек. С большими, василькового цвета глазами и длинными ресницами, взлетающими к бровям, в такт мыслям, совершенно не достигающим мозгов
Вика Фомина под этот стереотип совсем не подходила. Во-первых, судя по толщине дипломной работы, мысли у нее были целеустремленные. Во-вторых, внешность Вики вряд ли бы кто-нибудь назвал кукольной. Она была брюнеткой с симпатичным, но неброским лицом и карими, постоянно смеющимися глазами. Высокая, ладная, колкая на слова и резкая на действия. Вряд ли существовало в мире что-то, способное заставить Вику заплакать. И уж точно, этим никак не могла быть защита диплома.
В аудиторию с комиссией Вика вошла легкой походкой. Бросила на стол перед председателем талмуд своего диплома, а на экране и виртуальных досках легким движением руки раскидала графики, таблицы, таблицы в графиках, графики в таблицах и даже несколько диаграмм.
Перешептывающаяся о чем-то своем комиссия, увидев такую серьезную подготовку, уважительно замолчала. Председатель, Охотников Евгений Степанович, еще не уловивший смены настроения в аудитории, открыл обложку диплома и тыкая в него карандашом промурлыкал:
— И что тут у нас? Частички?
— Частички, — ничуть не смутившись кивнула Вика. — Я вам сейчас про них расскажу.
Говорила она легко, водила указкой по таблицам, иронизировала над графиками, упрекала диаграммы.
< image l:href="#"/>Члены комиссии, откровенно скучавшие в начале выступления, уже на пятой минуте отложили все посторонние дела и слушали, открыв рот. Даже звуки, издаваемые в коридоре нервами других студентов, не нарушали их внимания. Только Охотников так и не оторвался от телефона. Он искал домик в аренду на лето, чтобы укрыться от жены, детей, и просмотреть наконец все выпуски «Спортивного рыболовства», накопившееся у него за последние пять лет. Он так увлекся, что пропустил первые двадцать минут защиты, и оторвался от телефона только услышав фразу «детектор нейтрино». Осуждающе уставился на таблицы. По мере того, как его взгляд двигался по строчкам, тучи на лице Евгения Степановича сгущались все больше.
— Так, стоп, — взорвался Охотников над очередным выводом. — Этого не может быть!
— Да? — хлопнула глазами Вика.
— Да! Вы же не хотите … — самонадеянно начал председатель. Но вдруг осекся, побледнел и скосил глаза на доску слева от себя, с которой ему дерзко подмигивала таблица с результатами экспериментов. — Вот это вот, что?
Профессор привстал и уничижительно ткнул в таблицу лазерной указкой.
Вика испустила вздох, который в обычной жизни означал бы: «я двадцать минут об этом рассказываю», а при защите диплома замаскировался под: «ой, мне совсем не трудно рассказать тоже самое еще раз!».
— Это данные, — очень медленно, с дикторской артикуляцией произнесла Вика, — Которые подтверждают,
Вика взяла паузу для эффекта, но все в комиссии подумали, что для инфаркта, и старательно поискали у себя инфаркт, для надежности выпучив глаза и хватаясь за область груди. Наверное, у среднестатистического человека инфаркт там вполне мог где-то притаиться, но в научных кругах давно известно, что при получении докторских степеней, сердца у профессоров удаляются и инфаркта уже не дождаться.
— Ну? — не выдержал, Евгений Степанович.
— Ну, — Вика еще раз махнула рукой в сторону таблиц. — Данное соединение способно улавливать прохождение нейтрино.
В аудитории наступила зловещая тишина.
— Так, — наконец произнес Евгений Степанович, вытирая лоб кружевным платком, явно предназначенным для украшения костюма, а не выполнения роли тряпки. От этого несоответствия платок очень страдал и брезгливо морщил гипюр. — Деточка, — Охотников выразительно посмотрел на Вику, сфокусировав на ней не только глаза, но также очки, брови, морщины на лбу и даже седую челку, — а ты знаешь, что такое нейтрино?
— Знаю, — уверенно кивнула Вика, правда немного смущенная сфокусировавшейся на ней челкой. — Это фундаментальные частицы с полуцелым спином, участвующие только в слабом и гравитационном взаимодействиях и относящиеся к классу лептонов. В настоящее время известно три разновидности нейтрино: электронное, мюонное и тау-нейтрино, а также соответствующие им античастицы, — на всякий случай оттарабанила она определение, чтобы устранить все возможные препятствия на пути познания комиссией ее диплома. — Мой сплав реагирует на прохождение электронных нейтрино.
Евгений Степанович встал. Потом сел. Потом еще раз встал, подошел к окну и посмотрел насколько увеличилось количество самолетиков на ступеньках лестницы. Позитивно оценил их объем, что придало ему сил. Развернувшись к аудитории и крепко держась рукой за подоконник, он спросил, почему-то фальцетом:
— Как?
Тут Вика растерялась. В вопросе, а особенно в тембре голоса, каким тот был задан, явно чувствовался подвох, но в чем он, никак разгадать не получалось.
— Что как? — на всякий случай уточнила она, прикрываясь от профессора электронной указкой.
— Как, — повторил Евгений Степанович снова фальцетом, но потом прокашлялся и закончил уже нормальным тоном, — Вы поняли, что ваш сплав улавливает электронные нейтрино?
— О! — оживилась Вика, чем заставила уважаемую комиссию еще раз на всякий случай поискать у себя инфаркт. — На осциллографе увидела!
— Так, все! Перерыв двадцать минут.
Председатель комиссии с трудом оторвал свои пальцы от подоконника и нетвердой походкой вышел из аудитории.
— У вас очень интересная дипломная работа, Виктория, — утешающе похлопала по плечу докладчицу Любовь Борисовна Щедрина, вечная аспирантка Охотникова. — Но в эти данные трудно поверить…