Частная клиника
Шрифт:
– Это вам зачем?
– Что зачем?
– Вот эта урна?
Геннадий Иванович проследил взглядом за пальцем эпатажной гостьи. Красивую черную с золотом вазу подарили ему в прошлом году работники банка. Высокая, выполненная в виде конуса, она немного напоминала египетскую пирамиду и своими размерами для небольшой квартиры нового хозяина явно не подходила. И потом, если бы главврач все подарки тащил в дом, его семье просто негде было бы жить. «Прекрати превращать дом в музей!» – ругалась жена Марья. Так музей переехал к Геннадию Ивановичу в кабинет, и ваза
– Это не урна! Это ваза напольная. Сотрудники на юбилей подарили.
– Выкиньте ее немедленно. Это же урна для праха, самая настоящая. Это же плохая примета. И вообще, я чувствую у вас здесь дурную энергетику.
– Как это?
– Потоки идут. Причем сплошные, – гостья как можно шире раскрыла глаза.
– Да? – Главный неуверенно помотал головой. – Я проверю. А вы, собственно, по какому вопросу? Со здоровьем что? Может, помочь чем?
Пришла очередь Римме Игоревне удивляться.
– У меня все в порядке. Я за собой очень слежу. А вот на вверенном вам предприятии творится что-то невообразимое, – женщина наконец села на выделенный ей стул, манерно закинув ногу на ногу. Геннадий Иванович еще раз посмотрел на мерно покачивающийся огромный каблук. Нет, женщины совершенно себя не жалеют! А эта еще утверждает, что думает о здоровье…
– Да и я вроде, как вы правильно выразились, за вверенным мне предприятием слежу. Никаких особых нареканий. Ни от пациентов, ни от местных властей.
– А вы глубже смотрите, глубже! – эта, как ее, Игнатьевна опять вскочила и побежала прямо к столу Геннадия Ивановича. – Я вам на ваших сотрудников намекаю!
«Вот оно! – догадался Главный. – Допрыгался Алексей! Ведь все ему говорили, нельзя же думать, что все сойдет с рук. И как он ни шифровался – тайное все равно стало явным. Бедный Федька, чем малец провинился? Эх!»
Игнатьевна обеими руками оперлась о стол главврача.
– Я все знаю! Вы покрываете любовницу моего мужа. И это вы называете больницей?! Это бордель! Но вы поплатитесь! Да, да, вы лично! Нечего мне тут головой мотать! Я вас предупреждала, урна тут не зря у вас стоит. Скоро туда положат прах.
– Да типун тебе на язык! – не выдержал Главный. – Разошлась тут, понимаешь. И нечего меня в свои семейные дела впутывать. Я за больницу отвечаю, за медикаменты, за стерильность, за безошибочную работу врачей. Все остальное должно семью волновать. Вот и не доводи! Мужа должно домой тянуть.
– Вот и правильно, должно! Домой, а не на вашу выскочку Мельникову.
Геннадий Иванович аж поперхнулся: при чем тут Мельникова? Но вслух ничего не сказал, удержался. Стало быть, Федька вне опасности. И слава богу. А Алексея он предупредит, чтоб тот поаккуратней был. Это ж надо, нервная какая у него баба!
Главный слышал, что после того, как Леха Зайцев начал зарабатывать как следует да пару раз его на ток-шоу в телевизор позвали, у супруги снесло крышу. Работу бросила: я-де теперь фигура публичная, негоже мне за кассой в универмаге стоять, мужа-звезду
Про Катерину Мельникову Главный сразу и не сообразил. Это уже потом, дома, в разговоре за ужином Марья ему напомнила:
– Гена, а Катя как же? С ней-то ты поговорил?
– Нет. Думаешь, надо?
– А как же?! Тем более раз эта Римма боевая такая.
– Неохота мне, Маша, в это дело впутываться, честно тебе скажу.
– Уже впутался. Давай-давай, завтра прямо после конференции с ней переговори, подготовь хоть ее к этим выпадам. Надеюсь, эта Римма еще не учинила с ней разборок.
Марья, как всегда, была права. Марья – она мудрая. Что греха таить, и у Геннадия Ивановича аккурат в пятьдесят лет случился стра-ашный роман. Сколько уже лет прошло с тех пор – больше десяти, а до сих пор с содроганием вспоминает он ту жутковастенькую историю. Все готов был бросить, все. Ради кого? Ради операционной сестры. Ну, ноги, ну, волосы до плеч, ну, русалочьи глаза. А ему казалось, что все – если сейчас к ней не кинется, то настоящего счастья в жизни не испытает, и вот с этим чувством неудовлетворенности жить ему все оставшиеся годы. И наплевать ему было и на верную жену, и на двоих детей. Ничего вокруг не видел.
Марья распознала эту страсть практически сразу. Нехорошо тогда получилось: приперла его к стенке, заставила здоровьем детей поклясться, что все в порядке. Рассказал все как на духу. Попросил дать время ему разобраться. Время ему Марья дала – два дня. И сказала так:
– Останешься – не пожалеешь никогда. Я тебе помогу, вместе бороться станем, болезнь эту победим, еще смеяться над собой будешь. Выберешь ее – так и знай, через пару лет приползешь. Я ее видела, жить с ней не сможешь. Но я тебя обратно не пущу никогда. Не прощу.
Ох, как тяжело ему было! Ох, как ломало. Но долг перед семьей возобладал. Он выбрал Марью. И Марья действительно помогла. То записочку напишет, то по телефону с теплыми словами позвонит. Сама на себя не походила, каждый день устраивала романтические ужины, организовала поездки по местам, где когда-то были счастливы. Короче, вылечился Геннадий Иванович от напасти за месяц. И, действительно, с удивлением смотрел назад, вроде как это и не он тогда был. Сестричка та сразу же закрутила роман с новым завотделением. Некрасиво так, показательно, у всех на глазах. Да с пьянками, да с визгливыми разборками с бывшей женой. Бог Геннадия уберег. Бог и жена.