Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини

Ткаченко Владимир Герасимович

Так что я старалась глядеть во все глаза и все время быть начеку. Я потеряла былую уверенность в себе. Стоило двум осветителям, беседуя между собой, мельком взглянуть в мою сторону, я тут же бросалась к ним и шипела сквозь зубы: "Что вы сказать обо мне?" Ведь я ещё не умела правильно говорить на их языке. Свою роль в "Звезде манежа" я вызубрила наизусть и протараторила, как попугай. То есть общий смысл я, конечно, понимала, но не знала, что значит каждое слово в отдельности.

В Германии я первым делом спросила: "Где я смогу брать уроки танцев?" Так я попала к Сабине Ресс

и сразу почувствовала, что очень понравилась ей. Эта красивая, обаятельная и благородная - да-да, именно благородная! женщина с той минуты была рядом со мной все двенадцать счастливых лет на студии УФА, и каждый мой шаг вперед в профессиональном смысле, и каждое танцевальное па тех лет связаны с нею. Она буквально излучала покой, а именно его-то мне как раз и не хватало.

Я была дикое дитя подмостков, привыкшее к огромным залам и размашистым жестам. Я всегда пускала в ход сильнодействующие средства и, словно дрессировщица, подчиняла публику своим необузданным темпераментом и вулканической жестикуляцией. Вся моя манера противоречила той интимности, которую кинокамера создает между зрителем и актером. А ведь раньше я в общем и целом просто слушалась своего отца, но отнюдь не умела с готовностью выслушивать чьи-то советы, а тем более - плясать под чью-то дудку.

За всю жизнь меня ещё никто не неволил. Сабина Ресс интуитивно догадалась об этом. Свои бесчисленные промахи мне всегда приходилось осознавать самой. Удивительно лишь, что я и впрямь делала это довольно часто. Господь Бог наделил меня от рождения могучим инстинктом, а также необычайной энергией в сочетании с несокрушимым здоровьем. И когда я в те годы мылась в ванной, я терла себя мочалкой с такой силой, что затраченной энергии хватило бы на то, чтобы отмыть дочиста небольшое стадо слонов. Да что там говорить! Если бы я не была такой сильной, я умерла бы от перенапряжения прямо в ванной.

Мой первый немецкий фильм назывался "Легкая кавалерия". Он был широко разрекламирован, но успеха не имел. Сама я ещё не умела себя подать, другие тем более не знали моих возможностей. Я была уже не девочка, но ещё и не женщина. В пышных туалетах светской дамы я казалась школьницей на масленичном бале-маскараде, а в подростковом платье - молодящейся матроной. В те годы ещё не придумали такой спортивной одежды для слабого пола от семи до семидесяти, которая идет и нравится всем.

Честно говоря, я была к тому же довольно пухленькая. Стою я однажды в живописной позе у стола с закусками на вилле продюсера Цайслера на озере Ваннзее. При детской полноте - длинные ярко-рыжие волосы, роскошное лазоревое платье до пят, очень гармонирующее с моими зеленовато-голубыми глазами и шоколадной от загара кожей.

Тут в зал влетает моя судьба, но я и бровью не веду, потому что ничего не замечаю: ни малейшего дуновения, ни намека на предчувствие будущих триумфов, блаженства и нежности. В дверях появился мужчина с суровым лицом и строго поджатыми губами; хозяин дома без всякой задней мысли тут же подвел его ко мне и сказал: "Разрешите представить вам господина Якоби. Свой следующий фильм он собирается делать с вами".

О своей первой встрече с Гитлером Марика Рекк рассказывает:

"Я сделала карьеру в Германии в период нацизма. После войны мне это припомнили. Три года в пору наивысшего

расцвета моих жизненных сил мне было запрещено выступать и сниматься. Меня обзывали "шпионкой", всячески оплевывали и указывали на дверь. За что пришлось мне расплачиваться?

Совсем молоденькой девушкой приехала я в Германию, страну, которой восхищался мой отец, которая предоставила мне возможность для неслыханного профессионального взлета, страну, где я нашла восторженного зрителя, где жители казались мне, венгерке, богатыми и счастливыми.

И я полюбила Германию, мне здесь все очень нравилось, а о нацистском режиме я не могла судить, поскольку была совершенно далека от политики. Я и теперь в ней ничего не смыслю. Я всегда была поглощена своей профессией. Конечно, будучи кинозвездой, я видела только светлую сторону жизни нацистской Германии.

Впервые получив приглашение на прием к самому фюреру, я сразу же подумала: что надеть? Мне было тогда двадцать шесть лет. Съемки "Алло, Жанин" как раз только что закончились. За минувшие годы я завоевала имя, приобрела восхищенного зрителя. Жестикуляция моя утратила былую размашистость, движения стали более мягкими. Кинокамера очень сильно скорректировала мою игру.

На прием явился весь цвет киномира - в том числе и деятели Венской киностудии, которые впоследствии утверждали, что их там не было. Гости выстроились в длинную очередь, как будто впереди раздавали какие-то даровые блага. Гитлер и Геббельс стояли в дверях и каждому проходящему запросто пожимали руку.

Мужчины приветствовали Гитлера взмахом вытянутой руки, после чего им её пожимали. Дамы же поднимали руку, согнутую в локте. На мне было вечернее платье, сплошь усеянное блестками, и я подумала: нет, не буду делать как все. Никогда я не воздевала руку в гитлеровском приветствии. Мне этот жест казался неженственным.

Я была явно самой молодой среди собравшихся. К тому же ещё и выглядела моложе своих лет. Оказавшись перед Гитлером, я вдруг сделала книксен: видимо, сказалась привычка к актерству.

А он, заметив: "А, наша маленькая венгерка!", взял мою руку и поцеловал. Я была поражена. Видели ли это все остальные?
– подумала я. Я только-только заставила себя отвыкнуть от целования ручки и ограничиваться деловым рукопожатием - и вдруг такое.

Платье вдруг стало жать мне в груди. И я павой проплыла в зал - по направлению к столам, уставленным едой. Человеку необходимо вовремя покушать.

Наложив себе полную тарелку разных вкусных вещей, я подошла к столику, уже занятому двумя мужчинами и одной дамой, и плюхнулась на свободный стул.

Гитлер начал обходить гостей. Подходил то к одному столику, то к другому, и сразу лица сидящих расцветали улыбками и поворачивались за ним, как подсолнечник поворачивается вслед за солнцем. Эти улыбки как бы говорили: этот день навеки останется в нашей памяти. А я думала об одном: только бы он не подошел к моему столику! Потому что я все ещё не слишком хорошо справлялась с немецким языком. Вдруг он что-нибудь спросит, и я не пойму. А он уже стоял рядом.

И сказал мне: "Я вас сразу узнал. Вы наша новая звездочка из Венгрии. Я видел фильмы с вашим участием. Вы очаровательны..." - и так далее в том же духе. Он обращался только ко мне, ко мне одной.