Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини

Ткаченко Владимир Герасимович

Было уже семь часов утра. Колонна находилась в шести милях от Менаджо, когда внезапно раздались три выстрела. Через мгновение все остановились. Дорогу преграждало толстое бревно и несколько огромных камней. Справа озеро, слева - круто возвышавшаяся поросшая лесом скала, по иронии судьбы носившая название "Рокка ди Муссо".

Стрельба возобновилась. Партизаны, стараясь попасть в бронемашину, вели огонь из двух 12-миллиметровых пулеметов, размещенных на склонах гор, а также спереди, где шоссе делало поворот. Раздались ответные выстрелы, очередью из бронемашины убили одного из партизан, рабочего-строителя. Почти тотчас

над лежащим бревном взвился белый флаг. Три человека вышли из укрытия и направились к колонне. Двое из них - партизаны, а третий - Луиджи Хоффман - из мирных жителей, наполовину немец, наполовину швейцарец. Он жил на берегу озера в доме своей жены - дочери богатого фабриканта из Комо.

Заметив приближающихся людей, Барраку вылез из машины и вместе с Фальмейером и Бирцером направился, чтобы выяснить, в чем дело. Используя Хоффмана как переводчика, один из партизан, капитан 52-й бригады имени Гарибальди, Давиде Барбьери объяснил немецким офицерам, что во избежание ненужного кровопролития он разрешает немцам беспрепятственно миновать заграждение. Но, продолжал Барбьери, ему дан приказ задерживать всех фашистов. Фальмейер возмутился и попросил сообщить о случившемся кому-нибудь из партизанских командиров. Барбьери заверил, что и в этом случае ответ будет тот же, но если господину офицеру будет угодно переговорить с командиром лично, то он сможет сопроводить его в штаб партизан, расположенный в Морбеньо.

На самом деле капитан пытался выиграть время. Фактически у партизан не было шансов одолеть немцев, случись серьезная стычка. В отличие от хорошо вооруженного противника, у большинства партизан были лишь охотничьи ружья. Затяжка переговоров на час или два дала бы им возможность подтянуть дополнительные силы. Со своей стороны, немцам тоже не хотелось сражаться. Для них война в Италии уже закончилась, и они помышляли только о возвращении домой.

Услышав звуки выстрелов, местный священник, дон Маинетти, вышел из церкви и направился к месту событий. Один из немцев, бывший в мирное время протестантским пастором, подошел к нему и обратился на латинском языке с просьбой во имя христианского милосердия содействовать беспрепятственному прохождению колонны.

"Есть ли среди вас итальянцы?" - спросил его священник.

Солдат не знал, что ответить, но ему на выручку пришел один из немецких офицеров, который дал дону Маинетти слово чести, что итальянцев среди них нет. Священник ответил, что постарается сделать все, что в его силах. Но когда он уже готов был уйти, к священнику подошел солдат, католик из Австрии, получивший образование в Падуе. Он прошептал ему на ухо по-итальянски: "Итальянцы есть. Не верьте офицеру. Пусть проверят грузовики".

Священник направился по горной тропинке к командному пункту партизан. Но когда он добрался до него, ему сказали, что о происшедшем уже проинформировали штаб в Морбеньо, и до получения приказа ничего нельзя предпринимать.

В восемь часов утра Фальмейер отправился в Морбеньо. Он вернулся в Муссо только в два часа дня. Во время его отсутствия находившиеся в колонне итальянцы буквально сходили с ума от волнения. Паволини предложил прорываться с боем, кто-то советовал развернуться и попытаться объехать препятствие по другой дороге, большинство же считало полным безумием предпринимать что-либо до возвращения Фальмейера. Но время шло, а немецкий офицер все не возвращался. Поэтому

кое-кто из фашистов решил предпринять собственные шаги для спасения, прибегнув к помощи местного священника.

Дон Маинетти только что вернулся домой и собирался поесть, как вдруг появился человек и представился: "Меня зовут Бомбаччи. Я готов сдаться партизанам. Помогите мне, святой отец!"

Позднее на допросе Бомбаччи признался, что перестал доверять Муссолини. Как и штурмфюрер Бирцер он подозревал, что тот планирует побег в Швейцарию вместе с Петаччи и, лишь убедившись в невозможности перейти границу, решил добраться до Вальтеллины. Некоторые из сторонников дуче разделяли эту точку зрения, поэтому вскоре последовали его примеру. Об этом Маинетти рассказал позднее своему епископу.

"В моей столовой, - продолжал свой рассказ священник, - собрались министры правительства Муссолини: Дзербино, Аугусто Ливерани, Фернандо Медзасома, нервно протиравший свои очки и Руджеро Романо вместе со своим пятнадцатилетним сыном Константино... Полдень миновал. Я распорядился накормить беглецов супом. Партизаны прибыли ко мне в дом под командой капитана Барбьери. Тот все допытывается, не скрывается ли в одном из грузовиков Муссолини. На это Романо отвечает, что он был с ними в Менаджо, но с тех пор дуче никто не видел. Однако Бомбаччи, подойдя к моей сестре сказал: "Он с нами. Было бы несправедливо, если бы он сумел скрыться".

Да, Муссолини пытался сделать это. Он сидел в броневике, просматривал документы, временами прислушиваясь к сообщениям по радио. В одном из них говорилось о том, что дуче якобы арестован в городе, расположенном недалеко от Муссо. Эта новость возродила в нем некоторую надежду на спасение. Елена Курти Куччиати рассказывала, что дуче спокойно сидел в машине, дожидаясь возвращения Фальмейера. Вдруг за окном мелькнула невысокая фигура в синем комбинезоне и шлеме летчика на голове. Елена сначала подумала, что это какой-то мальчик и весьма удивилась, чтобы он мог здесь делать. Но когда незнакомец снял шлем, то его длинные черные волосы рассыпались по плечам. Все тут же узнали Кларетту Петаччи по её "прекрасным светлым глазам". Выражение лица любовницы Муссолини было тревожным.

Дуче ласково заговорил с ней низким голосом, пытаясь успокоить. В этот момент появился Фальмейер. Он подошел к бронемашине и сообщил, что ему не удалось договориться о пропуске итальянцев, но все немецкие машины получили разрешение на проезд при условии, что по прибытии в Донго немцы представят их партизанам для осмотра, чтобы те убедились, нет ли там фашистов.

Бирцер тотчас предложил Муссолини надеть немецкую форму и сесть в один из грузовиков, смешавшись с солдатами. Переводя эти слова на итальянский язык, Муссолини сказал: "Он говорит, что я тоже могу проскочить, замаскировавшись под немца".

"Давай, дуче, - тотчас воскликнула Кларетта, - давай же, спасайся". Ее лицо было в слезах.

Но Муссолини не двинулся с места. Он заподозрил Фальмейера в сговоре с партизанами: немец мог получить свободу передвижения для себя и своих солдат в обмен на дуче.

"Я опасаюсь, штурмфюрер, - сказал он, обращаясь к Бирцеру, - что нас предали".

"Нет, дуче. Скорее наденьте шинель и каску и спрячьтесь в одном из грузовиков. Их будут обыскивать, но все же это единственная надежда".