Частные уроки. Любвеобильный роман
Шрифт:
В жизни каждого есть сновидения, которые не уходят из памяти.
Ася ждала меня в Герцлии на автовокзале.
Вокруг толпилась стайка молодых людей, юношей и девушек, похожих друг на друга, — смуглые лица, черные прямые волосы, — уже издали я различил из окна автобуса Асину седину. Это были филиппинцы, обычный тогда обслуживающий персонал гнездящихся возле Герцлии вилл иностранных посольств.
«Обидно, но я не могу тебя сегодня позвать к себе, — сказала Ася. — Из армии приехал сын, всего на сутки. С ним подруга. Не хочется мешать. Да они и по-русски не говорят».
Я, признаться, не знал, огорчен я или обрадован этим обстоятельством.
«Ну,
«Уехал, уехал. Работал там бухгалтером в управлении сельского хозяйства, А когда произошли события на китайской границе, ужасно перепугался и возвратился обратно в Ригу. Да его уже и нет давно. Совсем нет».
Филиппинцы шустро, как птицы, заполнили автобус, он тронулся в обратный путь.
«Посидим в кафе? — предложила Ася. — По крайней мере что-то новое: мы с тобой ни разу не были в кафе».
«Да, с тобой я только целовался, — по глупой привычке я выруливал беседу в ненужно опасном направлении. — Пиво я пил с другой женщиной, даже помню, как ее зовут».
Мы свернули в первое попавшееся заведение и, не мудрствуя, заказали пиццу.
«Хороший у тебя сын?» — спросил я. Глупее вопрос придумать было трудно.
«Замечательный. Преподает в школе математику, физику.Отважный турист . Он живет в Бер-Шеве, совсем на юге, а служит здесь. Мелуим — слыхал, может быть? Каждый резервист должен в определенные сроки отслужить несколько месяцев».
«Но если есть сын, значит должен быть и отец?» — в эти минуты я с непонятным упорством будто сдавал зачет по выявлению собственной глупости.
«Отца нет...»
Ася была непостижимо терпелива.
Она помедлила и прибавила: «Совсем».
Но я уже по ее лицу знал, что она скажет это.
Она задумалась, будто припоминая что-то, и прибавила еще: «Тут — недолго».
Красивый парень за стойкой, похожий на какого-то известного киноартиста времен итальянского неореализма, ловко перекидывал с ладони на ладонь комок теста, разминая и утончая его. За его спиной краснел растопленный очаг.
Наша пицца была между тем готова. Такой вкусной пиццы мне, кажется, пробовать еще не приходилось. Ася, впрочем, почти не ела — так, лениво вытаскивала иногда вилкой какой-нибудь фрагмент начинки.
«Аня живет в Риге, — рассказывала она. — Мы разошлись совсем. Не то что поссорились. Просто тридцать лет для разлуки очень большой срок. Тем более, что я живу в Израиле, — здесь свои, ни на чьи не похожие проблемы, здесь у людей иной, чем где-нибудь, опыт жизни... А вот сын ее — помнишь, этот малыш, Давид? — он в Штатах, солидный господин, биохимик, будущий нобелевский лауреат...»
Когда я разделался с пиццей, Ася предложила:
«Пойдем, прогуляемся вдоль моря. Смешно: там, на Взморье, мы ведь и у моря ни разу вместе не были...»
Я, как это часто бывало со мной, вновь увидел медленно светлеющий прямоугольник окна, темные стволы сосен, сияющие глаза совсем рядом с моим лицом, кофточку, белеющую в сумраке комнаты... «Ася, — сказал я и взял ее руки в свои, — была долгая жизнь и в ней много всякого. Но иногда мне кажется, что всю жизнь я любил только тебя»...
Потом мы шли вдоль моря по безлюдному в этот ранний весенний день пляжу. Было пасмурно и прохладно. В море патрулировали военные катера. Мы оживленно беседовали, то и дело возвращаясь
Самым свободным человеком Израиля называли архитектора (забыл его имя), который вот уже пять лет как поселился на морском берегу. Он нашел какой-то особый способ склеивать, цементировать песок и построил здесь огромный замок. Причудливо соединяясь одно с другим, карабкались вверх песчаные крепостные башни и стены, беседки, сооружения в виде кораблей и даже огромный кит, в чреве которого можно выпить чашку кофе и вспомнить Иону-пророка. Сперва городские власти сочли было, что пришелец захватил землю, принадлежащую городу, но, когда песчаное царство обернулось лишней приманкой для туристов, признали его право на существование.
В тот пасмурный день в замке никого не было. Отсутствовал и хозяин: должно быть, отправился за продуктами или за газетами на почту. В его чертогах бродили, скучая, павлины, гуси и куры — коренное население царства (архитектор любил птиц). По крутой лестнице мы поднялись на балкон и смотрели с высоты, как по морю совсем недалеко от берега движутся навстречу друг другу два неприметно серых военных корабля. Что-то хлопнуло рядом, будто кто-то большой ударил в ладони, мы вздрогнули от неожиданности, уж очень тихо было вокруг, — стая белых голубей выпорхнула из голубятни, расположенной где-то у вершины замка. Из-за облаков вдруг выглянуло солнце, его лучи позолотили крылья птиц, кружащих над нами в только им самим понятной веселой суматохе. «Ну, вот мы и у моря», — сказала Ася и повернулась ко мне. Я прижал к себе маленькое легкое тело и поцеловал ее сухие губы. И, еще целуя, подумал, что это хорошо, что сын нежданно явился в отпуск (если действительно явился). Ася, похоже, подумала о том же. Или угадала мои мысли. «Тебе, наверно, пора?» — спросила она, как бы предлагая ответ. По крутой лестнице мы спустились на уровень моря и, не особенно обременяя себя разговорами, медленно побрели к автобусной станции...
Что-то вроде — запоздалого — эпиграфа:
«Ах, как давно я не был там, сказал я себе. С девятнадцати лет... Всё не ехал, всё откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня». И. А. Бунин.
Глава семнадцатая. Бедный Юрик