Частный детектив Выпуск 8

Квентин Патрик

— Или назвался вымышленным именем?

— Возможно, он у кого–то снимает комнату или живет у своего друга. Я спрошу завтра у консьержки.

— Позвони мне тогда, пожалуйста.

Даниэль поцеловал Валери в щеку.

— Я хочу еще поработать. Спокойной ночи. И будь, на всякий случай, осторожна.

Она придержала его за палец.

— Кстати, об осторожности…

Она бросила на него долгий взгляд из–под длинных ресниц.

— Может быть, неосторожно с твоей стороны оставлять меня на ночь одну?

Она, выпрямившись, стояла перед ним. Под облегающим платьем он без труда представлял все контуры ее тела, которое еще

долго не утратит своей привлекательности. Желание, как пламя, охватило его.

— Да, ты права, — сказал он и увлек ее к лестнице. — Я чувствую насущную потребность охранять тебя сегодня ночью.

* * *

Доедая седьмой сухарик с маслом и запивая его чаем, Валери взглянула на часы.

— Ах, как хорошо, что тебе не надо идти на работу.

На ней был строгий серый костюм, отделанный кружевным жабо. Глядя на ее свежий цвет лица и сияющий вид, можно было подумать, что она проспала двенадцать часов подряд. Даниэль зевнул и потянулся. Он был еще в пижаме.

— Не забудь спросить консьержку, — напомнил он.

— О твоем Дюпоне? Да, я сойду вниз и спрошу ее.

Она взяла со стола чемоданчик, который брала вместо сумочки на работу.

— Я позвоню тебе, как только приду в контору. Сюда или к тебе домой?

— Лучше сюда. Пока я соберусь…

Когда Валери ушла, Даниэль набил трубку и устроился на широкой кушетке, стоявшей в углу комнаты. Валери жила в однокомнатной квартире, обставленной в соответствии с ее собственным вкусом. Там находились только необходимые предметы мебели, но зато и много маленьких столиков, дорожек, подушек для сидения и пуфиков. В ее квартире нужно было жить более или менее на полу. На белых стенах были прикреплены разноцветные плакаты. И повсюду можно было видеть рисунки тушью, гравюры, эскизы. Они висели на занавесках, стояли на сиденьях или крепились на двери, но несмотря на это, все было расположено с большим вкусом.

Даниэль курил трубку и думал о машинописном тексте, ожидавшем его дома. Появится ли в будущем материал для продолжения? Расследование о Дюпоне было, во всяком случае, очень кстати. Даниэль знал, что обретет душевное равновесие лишь тогда, когда его странный гость будет выслежен, а его тайна разоблачена.

Он снова вспомнил о Морисе Лателе, неисчерпаемом источнике информации. Даниэль полулежал на кушетке, и телефон был у него под рукой.

— Добрый день, приятель, как дела? Послушай, у меня к тебе просьба.

Морис был готов исполнить любое желание своего друга и не удивился, когда Даниэль без предисловий перешел к делу.

— Я весь внимание, — сказал он.

— Ты случайно не знаешь кого–нибудь из ЦНИИ?

— Из ЦНИИ? Так сразу я не могу сообразить.

— Я хотел бы знать, занимается ли там научной работой некий Дюпон… Оноре Дюпон, по профессии — криминалист.

— Ты меня удивляешь.

— Почему?

— Потому, что они не имеют дела с криминалистами.

— Ты в этом уверен?

— Конечно.

Если Морис так сказал, значит, с этим все ясно. Даниэль поблагодарил его и откинулся на подушки. Подняв глаза к потолку, он стал наблюдать, как разноцветные бумажные рыбы, подвешенные на нитках, плавно двигаются в воздухе. Они были похожи на маленькие зеленые и синие языки пламени. Вдруг зеленая рыба с раскрытой пастью бросилась на него с диким сопением. Даниэль в ужасе проснулся. Звонил телефон.

— Хелло! —

кричала Валери. — Почему ты так долго не подходил? Ты был в душе?

— Да нет…

Он был совсем сонный и с трудом открыл глаза.

— Ты спрашивала старуху?

— Да. Она уверяет, что во всем доме нет Дюпона.

Итак, он дал не только фальшивую профессию, но и фальшивый адрес. Следовательно, все было систематически подстроенной ложью.

— До свидания, мое сокровище, целую тебя, — закончил он разговор.

Положив трубку, Даниэль пошел в ванную. Кроме электробритвы и зубной щетки, у него тут было и чистое белье. Когда он полностью оделся, ему захотелось домой, но он не хотел оставлять комнату неубранной. Сложив постель, он заметил между стеной и кушеткой желтый со спиралями альбом с рисунками Валери. К счастью, сегодня он не был ей нужен. Даниэль перелистал его. Валери была действительно талантлива: немногочисленными штрихами ей удавалось передавать выражение лиц людей. И вдруг Даниэль так испугался, словно альбом эскизов прыгнул ему в лицо. Среди множества рисунков его взгляд магически приковался к одному.

Да, Валери и в самом деле была очень талантлива. Большой лысый череп, очки и оттопыренные уши… Это был вылитый Оноре Дюпон.

* * *

По подоконнику большого окна взад и вперед прогуливались голуби. Полными достоинства взглядами они окидывали жильца, сидевшего за пишущей машинкой.

Даниэль на минуту отвлекся и сделал ошибку. Он исправил ее и продолжал работать. Теперь он описывал события последних часов и приступал к выводам своих последних открытий.

Дюпон солгал ему не менее трех раз:

1. Причину своего визита он несомненно скрыл.

2. Он не проводит никаких исследований в ЦНИИ.

3. Он не живет в том же доме, что и Валери.

Кроме того, в ее альбоме с эскизами имеется его портрет.

Теперь Даниэлю остается только спросить Валери: при каких обстоятельствах она нарисовала Дюпона? А на это он еще не мог решиться.

Если между ними все же существует какая–то связь, то почему она не сказала об этом?

В таком случае за Дюпоном будет еще и четвертая ложь.

Мысли Даниэля следовали дальше: в любом случае Дюпон особо интересовался Валери, и не так, как он утверждал. Если бы только он знал ее, а она его — нет, она не нарисовала бы его портрет. Конечно, Даниэль не должен ее винить, так как у нее была привычка рисовать каждого, кто ей встречался: пассажиров автобусов, посетителей кафе, попугая в ресторане. Но с другой стороны, нельзя же поверить, что ее встреча с Дюпоном была случайной. Даниэлем овладело смутное предчувствие, что его втянули в какую–то интригу, автора и цели которой он не знал. При этом вся авантюра, если отбросить ее пагубное психологическое воздействие, была только смешной и нелепой. Во всяком случае, Валери не приняла ее всерьез. Даниэль еще раз перечитал написанное. Он оказался в удивительной роли героя своего собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, не зависели. Он уже не мог рассматривать поступки с точки зрения постороннего человека. Так же и посторонний наблюдатель мог бы почувствовать страх, который вызывался скорее инстинктивно, чем на основании точных фактов. Удалось ли ему написать так, чтобы читатель смог разделить эти чувства? Вдруг у него мелькнула мысль, и он заправил в машинку чистый лист.