Частный детектив Выпуск 8
Шрифт:
Теперь, когда все уже было сделано, он почувствовал усталость и прилег на кушетку. Чтобы не заснуть, он стал внимательно разглядывать окружающую его обстановку. Над ним в воздухе парили рыбы, на которых с того же места смотрел восемь дней назад Даниэль. Да, он правильно тогда заметил, что зеленая рыба вдруг бросилась на него с раскрытой пастью. Это был точно такой же кошмарный сон с таким же внезапным пробуждением. Что это: зазвонил телефон или звонок у входной двери? Между щелями жалюзи проходил тусклый свет. Снаружи в замке повернулся ключ. Морис очнулся и поднялся.
ГЛАВА 17
Увидев Мориса, он в испуге остановился.
— Входите сюда, — сказал Морис. — Телеграмма была от меня.
— Где мадемуазель Жубелин?
— Можете спокойно называть ее Валери. Если у вас есть ключ от ее квартиры, то можете позволить себе и эту фамильярность.
Кулонж нахмурился и подошел ближе.
— Где она?
— У меня. Жан–Люк заботится о ней. Когда она узнала, что мы обнаружили убийцу Морэ, она упала в обморок.
— Убийцу Морэ…
— Конечно, это вы, а Валери — ваша сообщница.
Кулонж не стал протестовать и не пытался лгать. Казалось только, что его сильное тело сразу обмякло. Он понял, что возражать бесполезно, и взял на себя ответственность за преступление, тем более, что Морис обвинил Валери. Кулонж тихо прикрыл дверь, повернулся и сказал:
— Морэ был последним мерзавцем.
Морис промолчал. Ему нечего было возразить.
— Я полагаю, — немного иронично пробормотал Кулонж, — что теперь вы охотно выслушаете мое признание.
— Если вы не предпочтете говорить в полиции.
— Нет.
Было заметно, что Кулонж прекрасно ориентируется в квартире Валери. Достав сигарету из позолоченной коробки, он сел напротив Мориса на стул.
— Я вас очень ценю, мсье Латель, — сказал он, закуривая. — Если вы не возражаете, то я сначала хотел бы поговорить с вами как мужчина с мужчиной. Потом вы сможете составить свое собственное мнение. Вы уже знаете о драме во Вьевре, не правда ли? Давид Шнеберг был клиентом банка, в котором я работаю. В своих операциях он всегда пользовался моими услугами. Примерно года полтора назад он снова приехал в банк и обратился ко мне…
Это была простая история, даже разочаровавшая своей банальностью. Шнеберг подал пакет ценных бумаг, который Кулонж должен был продать, и получил от него расписку… Шнеберг не заметил, что между ценными бумагами большого размера лежали маленькие.
Я тоже обнаружил их позднее. Там лежало восемь свободно продаваемых бумаг на общую сумму восемь тысяч четыреста франков, о которых Шнеберг не знал. Я получаю всего девятьсот франков в месяц, а Шнеберг был так богат…
— Значит, вы их присвоили?
— Да. Но некоторое время я выжидал, однако Шнеберг о них не спрашивал и, в конце концов, я их продал. И как нарочно, через два дня после этого он их хватился. Он проверял сейф и не нашел бумаг. Он спросил меня, не завалились ли они среди других бумаг. Я обещал проверить наличность.
— А вы не опасались, что у него могла быть ваша расписка на них?
— В принципе, да. Но номера бумаг при операции списываются. Если провести
— Вы уже были с ней знакомы?
— Да, уже три месяца. Срок небольшой, но это не имело значения. У нас с самого начала было все в порядке.
Эти слова поразили Мориса в самое сердце. Он сунул в рот сигарету и стал возиться со спичками. Говоря о Валери, Кулонж как–то успокоился. С прояснившимся лицом он продолжал:
— Может быть, вам смешно, но мы с Валери действительно как две разъединенные половинки, которые нашли друг друга.
Морису было не до смеха, и он резко сказал:
— Ну, рассказывайте о девятнадцатом июня.
— В воскресенье после обеда я был у Морэ и беседовал с ним о криминальном романе, который я в то время писал для него. Валери в этот день поехала к Шнебергу во Вьевр.
— Это вы ее послали?
Кулонж возмущенно выпрямился:
— За кого вы меня принимаете? — Затем, пожав плечами, он продолжал: — Верите или нет, но Валери поехала туда, даже не предупредив меня. Она надеялась уговорить Шнеберга взять за бумаги деньги и закончить на этом дело. Но это ей не удалось. Он был немного пьян, и хмель ударил ему в голову, когда очаровательная девушка обратилась к нему с просьбой. Он стал к ней приставать, и Валери ударила его тяжелой лампой, стоявшей на камине… Остальное не трудно себе представить. Шнеберг упал с проломленным черепом, а Валери в отчаянии позвонила от него к Морэ. Я разволновался и доверился ему.
— И он отвез вас во Вьевр на своем «Ягуаре». Но почему свидетель видел на заправочной станции его одного?
— Он сначала высадил меня возле дома Шнеберга. Мы не знали, что он умер, думали, что он просто потерял сознание. Мы надеялись, что из страха перед скандалом он не станет доносить на Валери… Но он был мертв. Это был несчастный случай. Валери упала в обморок, с ней это случается. Я же был сам не свой и не знал, что делать. Тогда я позвал Морэ, который ожидал нас перед домом.
Кулонж сделал паузу и продолжал:
— В этот раз Морэ впервые увидел Валери. И с этого началось. Мы вынуждены были делать все, что он потребует. Морэ не советовал звонить в полицию, так как никто не знал о присвоении мною бумаг и о визите Валери к Шнебергу. Мы тщательно вытерли лампу и поставили ее на место, на камин, а потом уехали в Париж. Сначала я был очень признателен ему и только потом понял, что он поступил так не из благородства, а совсем по другим мотивам. Вы можете себе это представить. За последние два года все его романы написал я. Морэ уже устал, выдохся, он ничего не мог придумать сам. Морэ — мастер детективной литературы — был я. Но об этом не знал никто, кроме моей тети… Я не могу на нее сердиться, — с нежностью продолжал он. — Она желала мне добра, но если бы не ее поступок, то вы бы не узнали о моем существовании и не приехали бы в предместье Сен–Мартин. Валери, между прочим, приехала туда в первый раз и, как нарочно, появилась тогда, когда и вы там находились.