Частушки красноармейские и о Красной Армии
Шрифт:
Красная армия в частушках
I
Везде и всюду, кроме Советских Республик, армия, это — остроотточенные, покорно-готовые, как к обороне, так и к захватническим нападениям, «штыки».
И — только.
Этим и ограничивается их жизненная роль.
Остроотточенность и покорная готовность (иными словами боеспособность) создается особыми приемами казарменного воспитания, лучше всего переданными солдатской прибауткой недоброго нашего, дооктябрьского, прошлого:
«Руки —Дисциплина и человек — автомат!
Солдат не должен мыслить. Солдат не имеет права мыслить. Мыслит за него — начальство.
Техника казарменного воспитания, опять-таки, лучше всего обрисована солдатскими пословицами и прибаутками:
«Недовернешься — бьют, и перевернешься — бьют» «Бритвы нет, так шило бреет; «Шубы нет, так палка греет»…Битье, битье и битье!
Отсылаем читателей к повести Куприна «Поединок», некоторые страницы которой целиком посвящены изображению этой палочной и зубодробительной системы превращения мыслящего живого человека в покорно-готовый и остро-отточенный «ШТЫК».
Вернувшись в деревню, искалеченный человек приходится здесь не ко двору, чувствует себя чужаком, мучается и доставляет невыразимые мучения окружающим. Об этом хорошо передано в рассказе Соболя — «Порченный», посвященном такому, изуродованному царской казармой, пахарю.
II
И не мудрено, поэтому, что стары , дооктябрьские, посвященные солдатчине, частушки, почти сплошь — стоны, жалобы и слезы.
Жалобы, стоны и слезы начиняются непосредственно с момента отправления в город, в ненавистный «приемный дом».
Девушка, невеста новобранца, поет:
Городской приемный дом, Сгори ты синиим огнем; Сгори ты синиим огнем— Чтоб не сдавали Колю в нем!А сам жених, рекрут, такими словами передает свое душевное состояние перед черной разлукой:
Ты сыграй, а я спою Про участь горькую мою; Участь горькая моя — Сдают в солдатушки меня.Или, еще более определенно:
Пойду, выду на могилу, Разбужу родную мать: «Ты вставай, родная мать, Со мною горе горевать; Со мною горе горевать— Меня в солдаты провожать!».Нет никакой
Стоны и жалобы, сплошные моря слез — вот чем сопровождалась «рекрутчина» в старой, дооктябрьской России, вот что видели и слышали в ней сурово-безмолвные стены гробов-казарм.
III
Но совсем другое дело призыв и казарма нашего, послеоктябрьского, времени.
«Солдата» в прежнем понимании этого слова, — теперь у нас нет.
Есть — красноармейцы, воины-граждане. Командир— в подавляющем большинстве, такой же крестьянин и рабочий, как и рядовые красноармейцы, — не только начальник (по опытности и знаниям), но и учитель, друг, товарищ.
Штыки их остроотточоны на случай чьего-либо разбойничьего нападения на СССР, по случаи захватнических наскоков на земли соседей вычеркнуты раз навсегда.
Красноармейцы знают, зачем они идут в красную казарму:
Собралась вас полна рота Из рабочих батраков — Защищать свои советы От богатых кулаков.Гражданская война, вообще, воспитала в них воинов-граждан, прояснила сознание их, указала им единственно приемлемый для труженика, прямой, правый путь.
Ведь перед их глазами протекали потрясающие сцены классового мщения и террора озверевших буржуа-золотопогонников:
Яму вырыли большую Генералы-палачи, Всех рабочих становили И стреляли до ночи,Золотопогонники воображали, что такие устрашительные меры, подавив сознание, вернут им их взбунтовавшихся pабов», когда-то столь покорных и безответных. Но выходило наоборот:
«Эх ты, Ванюшка — голубчик Ваня славный побратим, Возьмем Ваня по винтовке, Да на белых покатим».II потом, — когда винтовка уже в мозолистых руках труженика, осознавшего классовый характер гражданской войны: —
Мы с братишкой-Ванюшкой Поменялись кольцами: За советску власть в солдаты Идем добровольцами!Гражданская война явилась великолепной политической школой. Система классового террора справа рожала совсем не то, на что рассчитывали устрашите ли:
Не старайтесь, офицеры, Красну армию разбить: Ваше времячко минуло, И по старому не быть!IV