Часы королевского астролога
Шрифт:
Впрочем, Матвей мог бы бесконечно перечислять ее достоинства и недостатки, путая одно с другим. Он мог бесконечно удивляться, возмущаться или негодовать, но три дня без Астры делали его раздраженным брюзгой, который не находит себе места. Он начинал скучать по ней, звонить, приглашать поужинать или прогуляться…
Вот и сейчас его подмывало набрать знакомый номер, услышать ее голос и с радостью пуститься выполнять поручения Астры. Конечно, он купит красного вина, которое она любит. Конечно, он заедет в супермаркет за продуктами, потому что у нее пустой холодильник.
Он терпел до обеда, а потом все-таки не выдержал – позвонил и услышал неожиданное:
– Хочу в Камышин. Поедем?
– С удовольствием.
– Затопишь баню? У тебя есть травы для пара?
– У меня все есть.
Астре приснился дом камышинской немки баронессы Гримм, где она служила компаньонкой и где едва не погибла при пожаре [2] . Ее потянуло на Озерную улицу, на пепелище… Интересно, что там? Руины, занесенные палой листвой?
Матвею она об этом говорить не стала.
2
О связанной с этим детективной истории читайте в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла».
Легкие на подъем, уже к вечеру того же дня они выехали в Камышин. Добрались без приключений. Синяя весенняя ночь стояла над поселком, луна застыла над крышами, свет фар выхватывал из темноты деревянные заборы, спящие дома. Улочка будто вымерла.
«Пассат» Карелина притормозил у дома бабушки Анфисы. В окне теплился огонек, из трубы шел дым. Залаяли соседские собаки.
– Дед Прохор печку протапливает, – обрадовался Матвей. – Молодец, старик.
Камышинский старожил появился на крыльце, приставил ладошку к бровям, всматриваясь, кто пожаловал.
– Принимайте гостей, Прохор Акимыч! – крикнула Астра.
Дед, припадая на левую ногу, заковылял к воротам.
– Ты, гляжу, не один. Давай, голуба, ступай к печурке… грейся. Я тама самовар поставил. Сахар привезли?
Старик ждал гостинцев из города: пачку хорошего табака для самокруток и кусковой сахар – он любил пить чай вприкуску.
– Привезли, дед…
Матвей с хрустом потянулся, вдохнул холодный, чистый деревенский воздух. Ох, и хорошо! Сад, залитый луной, казался голубым. Большие звезды рассыпались по небу, словно пригоршня самоцветов.
Прохор Акимыч повел Астру в дом, в тепло – на просторную кухню с выскобленным добела столом. На блюде блестел боками самовар, рядом горела керосиновая лампа. Угол занимала большая русская печь, расписанная синими цветами. Ситцевые занавески на окнах были задернуты, домотканые половики скручены и сложены в углу.
– С утра свет отключили… – жаловался старик. – Ироды. Поломка у них.
Астра, вместо того чтобы возмутиться, расцвела:
– Значит, будем жечь свечи! Печку топить!
– Дак я уж растопил.
Астра присела на маленькую самодельную скамеечку – поближе к огню. В щелях заслонки багрово вилось пламя, урчало, поедая березовые поленья.
– А что, дом на Озерной улице, где немка жила, никто не купил?
Камышинскую баронессу знали все.
– Дак нету дома-то. Головешки одни! – радостно сообщил охочий до сплетен Прохор. – Кому они нужны?
– Может, родственники объявлялись…
– Не, не было никого. Сразу бы слух прошел. А Матвей тебе кто? Жаних? Али муж?
Астра неопределенно пожала плечами, и дед, смущенно крякнув, примолк. Нынешняя молодежь к венцу не торопится. Так живут, в блуде. Блудных детей зачинают… а потом волосы на себе рвут!
– В церкву народ не ходить, от того и беды все, – убежденно произнес он. – У меня самого внуки бестолковые. Ленивые и на самогон падкие. Мудрость стариковскую в их пустые головы насильно не втемяшишь! Так и помру, унесу в могилу.
– Кого?
– Мудрость! – рассердился Прохор. – Непонятливые вы! Крученые-верченые. Небось не повенчались с Матвеем-то?
– Не повенчались…
– Вот! – Старик поднял вверх изуродованный подагрой, желтый от никотина указательный палец.
Астра спрятала улыбку.
– Он не хочет, Прохор Акимыч! – изображая невинность, посетовала она. – Хоть вы ему скажите. Чем я плоха?
Дед прищурил подслеповатые глаза. Хороша девка, возраст на выданье… и в теле, не худышка, как некоторые, что голодом себя морют. Всё при ней. Волос не стриженый – не коса, правда, но и не кудряшки обсмыканные. На бабу похожа, а не на барана.
– Я с ним поговорю… – пообещал старик. – Я ему мозги-то вправлю!
Астра осталась довольна. Не зря она на актрису училась. С профессиональной сценой у нее не сложилось, но она не жалела. Чем жизнь хуже театра?
Москва
Глебов прислушался.
Магда говорила по телефону. Она старалась произносить фразы, по которым невозможно определить, ни кто ее собеседник на другом конце провода, ни смысл сказанного. «Да»… «Хорошо»… «Понимаю»… «Нет»…
Куда подевались ее словоохотливость, непринужденная манера выражать свои мысли, саркастический тон?
– Ты уходишь?
Магда выглянула из своей комнаты, похожей на спальню султанши из-за обилия диванов, турецких подушек, низких инкрустированных столиков, кистей, атласа и бархата.
– Да, спешу, – деловито ответил супруг, прикидываясь поглощенным текущими заботами. – У меня совещание в девять.
Она молча прикрыла дверь, затихла. Наверное, улеглась на свою кровать под прозрачным балдахином, расшитым звездами, уставилась на них и погрузилась в эротические грезы. У нее было столько фантазий, что любой мужчина утомился бы, пытаясь их осуществить. Иногда она бывала ненасытной, а иногда – холодной, отрешенной, словно спящая красавица, и тогда Глебову казалось, что он целует мраморную статую.