Часы Мериме
Шрифт:
Знакомство с тетушкой
— Пойдем пешком, — сказал Геннадий, — я тебе покажу Таганрог.
Мы пропустили переполненный трамвай и направились в город.
Геннадий, сгибаясь под тяжестью моего чемодана, добросовестно объяснял:
— Это вот Дворец культуры комбайнового завода. Это универмаг. Это парк культуры и отдыха.
Я поднял глаза кверху и опросил:
— А это, Геннадий, кажется, небо?
Пока мы шли, я успел заметить следующее. Во-первых, воздух чистый и свежий. Во-вторых, много зелени, некоторые улицы даже напоминают аллеи в парке.
Но больше всего порадовал меня вид кремового с белыми колоннами здания, у парадного входа которого красовалась вывеска: «Факультет языка и литературы». В красивом здании и учиться приятнее.
Однако я все отвлекаюсь от того главного, о чем хотел здесь рассказать.
— Где же мы сварим раков? — сказал Геннадий, когда мы, оставив вещи в институте, опять вышли на улицу. — Разве зайдем в столовую?
Поколебавшись, я спросил:
— Далеко отсюда улица Чехова?
— Совсем близко.
— Ну так веди на улицу Чехова: там у меня тетя живет. Кстати, передам ей письмо и привет от матери.
Через несколько минут мы уже продирались сквозь заросли крыжовника и сирени к маленькому флигельку, который стоял в глубине двора.
На наш стук долго никто не выходил. Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась, и в щель высунулся тонкий с горбинкой нос.
— Вам кого? — спросил нос.
— Наталью Сергеевну Чернобаеву, — ответил я. — Здесь она живет?
— А вы кто? — уклонился от ответа нос.
— Я ее племянник, Яков Копнигора.
Звякнула дверная цепочка, и дверь раскрылась. На пороге стояла высокая, очень худая женщина, смуглая, с прядью седых волос в пышной прическе и с живыми черными глазами.
— Яшенька, да как же я тебя сразу не узнала! — вскрикнула она.
— А вы меня разве видели? — спросил я, целуя, как наказывала мне мама, тетину смуглую руку.
— Ох, да я ж тебя на руках носила, когда тебе и двух годиков не было! — сказала она, в свою очередь целуя меня в голову.
— Он подрос, — объяснил Геннадий.
Но тут тетя сделала шаг назад, оглядела меня с ног до головы и строго спросила:
— А паспорт у вас, молодой человек, есть?
Я полез было в карман за письмом, но тетино лицо так все и засветилось опять. И потом я уже часто замечал, с какой быстротой менялось это подвижное лицо.
— Ах, да зачем же паспорт, когда вот они, Манечкины губы! И нос, и подбородок!.. Ну, входите, входите!.. А это кто? Товарищ, наверно? Тоже из Новочеркасска?
— Тоже. Только он в Таганроге уже давно живет: он студент радиотехнического института, Геннадий Златогорский, брат… гм… брат… — запнулся я.
— Брат своей сестры, — объяснил Геннадий.
Через переднюю мы прошли в гостиную, которая мне показалась одновременно и большой и маленькой: большой потому, что в ней разместилось множество вещей, а маленькой потому, что из-за этих вещей негде было повернуться. Тут стояли: черное,
— Ну, садитесь, садитесь, — приглашала тетя Наташа, — вот сюда, на эти пуфики, а я против вас сяду, на козетку, на свою любимую козетку. Садитесь и рассказывайте. Ах, я так рада! Ну, рассказывайте же, рассказывайте!..
Когда все расселись, Геннадий сказал:
— Мы, собственно, насчет раков…
У тети вытянулось лицо:
— Ка… каких раков? — спросила она заикнувшись.
Я поспешил Геннадию на помощь и объяснил, какой мы принесли ей подарок. После этого мы стали выкладывать шевелящихся пленников из карманов на скатерть. Увидя их, попугай закатил глаза, будто собирался упасть в обморок, и крикнул:
— Брррому!..
Впоследствии я узнал, что раньше он жил у какого-то доктора и там выучился медицинскому языку.
Тетя вскочила с козетки и засуетилась.
— Скандал!.. — восклицала она. — Мальчики с дороги, голодные, а я их разговорами кормлю. Сейчас, сейчас!.. Сейчас будем кофе пить!..
Собрав раков в передник, она ушла в соседнюю комнату.
— Баронесса? — спросил Геннадий, нагнувшись и заглядывая тигру в пасть.
— Какая там баронесса! — обиделся я за тетю и за весь свой род. — Переводчица. Теперь на пенсии. А муж ее был геолог. Эту шкуру он, наверно, из Уссурийского края вывез.
Унесла тетя бурых раков, а вернулась с красными. Кроме них, на подносе расположились причудливой формы тарелочки с икрой, сыром и маслинами, а посредине возвышался серебряный кофейник в виде пузатого Будды.
Заметив на шее восточного бога кем-то выцарапанный дворянский герб, Геннадий подмигнул мне и, улучив момент, шепнул:
— А говоришь, не баронесса. Ну графиня, когда так.
Как ни тихо сказал он это, тетя услышала и рассмеялась. Вволю насмеявшись, она вытерла шелковым с бахромой платочком глаза и сказала:
— Милый мой, я такая же графиня, как вы принц. Просто я люблю редкие вещи, вещи-уникумы, как говорят. Этот кофейник я купила в комиссионном магазине. Но есть у меня кое-что и поинтересней. Вот подождите. — Она поднялась с козетки и направилась к двери, но тут же вернулась и испытующе оглядела Геннадия и меня. — Вам можно доверять? Вы никому не скажете?
— Могила!.. — поднял я руку вверх.
— Могила!.. — повторил Геннадий.
— Гм… Странная клятва, — удивилась тетя. — Однако я принимаю ее как торжественное обещание хранить тайну свято. Подождите, я сейчас… — и она вышла в другую комнату.