Чайф
Шрифт:
БГ когда-то давно говорил мне, что он до сих пор ищет свой звук, что настоящий музыкант вообще все время ищет свой звук. Ты нашего его?
Я думаю, что нет, я до сих пор недоволен. Мы каждую запись ищем вот этот самый звук. Тут что главное? Вовремя остановиться (смеется). Другое дело — манера, меня вот часто спрашивают про Володю Бегунова, и я отвечаю, что в России есть, по крайней мере, тысяча гитаристов, которые явно играют лучше его, но вот собственная манера максимум человек у двадцати, и Бегунов — один из них.
Если у «Чайфа» был разные периоды, то в каждом из них были и те песни, что можно назвать знаковыми. Назови хотя бы несколько.
Ну,
У тебя есть те песни, которыми ты по праву гордишься, как Маккартни, скажем, может гордиться, прежде всего, «Yesterday»? Мог бы ты составить собственный, скажем, top-5?
Есть те, которыми я горжусь, но они практически не замечены публикой. А есть те, что и мне дороги, и слушатель их любит. Top-5 говоришь? Тогда на первом месте «Ой-йе». Магическая такая получилась, каждый раз ведь она про разное, и люди, подпевая, вкладывают в нее какой-то свой смысл. Дальше «Пусть Все Будет Так, Как Ты Захочешь», про нее мужики говорят, что это та песня, которую я хотел бы спеть своей подруге, а женщины предпочли бы, что им спели именно ее. Затем «Время Не Ждет», скажу лишь, что она мне самому многое что объясняет. Потом «Черные Дыры», у меня у самого слезы наворачиваются, и мурашки по коже бегут, когда ее переслушиваю, не понимаю до сих пор, как я ее написал, но публике она неизвестна. Ну и «Рок-н-ролл Этой Ночи», с первого концерта ее пою, как был хит, так и есть…
Сейчас вы проводите юбилейный тур, это ведь нечто колоссальное, не только по собственным, физическим и эмоциональным затратам. Это выматывает или дает новую энергию?
И то и другое. Ты жутко выматываешься с того момента, когда сделал первый шаг при выходе из дома, и до мгновения, когда вышел на сцену, вот это пространство разделяющее и выматывает. Но сцена как аккумулятор, ты за эти два с половиной часа концерта подзаряжаешься, так что когда приходиться с нее уходить, и ты делаешь очередной шаг в обычное пространство, то чувствуешь себя иначе. Чем лучше концерт — тем меньше усталость.
Когда вы стали группой для большинства, а это произошло, как мне помнится, с приходом Димы Гройсмана, вашего многолетнего директора, то наметился явный крен в более облегченную, что ли, версию «Чайфа». Хотя, может, это веяние времени и изменение состояния души?
И время изменилось, и мы стали другими. Наш возраст, наш социальный статус, да и материальное положение… Себе мы ни в чем не изменили, но ведь смешно будет, если сейчас мы опять станем злыми, как тогда, когда пели «Я ободранный кот, я повешен шпаной на заборе»! Мне даже не сочинить сейчас такой песни, хотя в туре мы играем ее с удовольствием, есть и те слушатели, кто ее помнит.
В этом составе вы работаете уже лет десять, если не больше. Если честно, то нет конфликтов? Ну, а с тем же Бегуновым? Там ведь не десять лет, почти вся твоя жизнь рядом с ним, можно и устать.
С Бегуновым мы вместе (пауза)
Вы постоянно записываетесь, ваша дискография — 20 альбомов, красивая цифра. А есть те, которые тебе очень важны лично?
Официально 35 релизов (смущенно краснею — А. М.). А для меня самого… «Не Беда», «Дети Гор», «Время не Ждет», «Реальный Мир», ну, и всё «Оранжевое Настроение».
Что ты почувствовал, когда вышла первая пластинка, не магнитоальбом, а вот нечто такое виниловое, даже не CD? Это ведь совершенно мистическая вещь — винил…
Это была «Не Беда», я уже говорил тебе, что вышла она в 1989 году на ленинградском отделении «Мелодии», а печатали ее все четыре завода, каждый по 250.000 экземпляров. И можно было ее купить в каждом городе, в любом музыкальном магазине. Это для нас значило больше, чем, скажем, присвоение звания «Народный артист» (смеется). Заплатили нам только за фонограмму, типа за ее выкуп, какие-то смешные даже по тем временам деньги, ни о каких потиражных речи и не было, но мы даже не парились на этот счет. У меня она до сих пор есть, и дома, и здесь, в студии. И сейчас ее можно в специализированных магазинах, где винил продают, найти, стоит долларов 10–15 в среднем.
И про песни: говорят, что ведь все они уже написаны, только их надо услышать и перевести на язык людей. Кому-то они приходят во сне, как «Satisfaction» Киту Ричардсу, кто-то должен долго сидеть и пытаться поймать песню, как тень от бабочки. Как ты работаешь? Точнее, как они, песни, приходят к тебе?
У меня это в голове все давно сложилось, то есть то, как это происходит. Хорошая мелодия ведь уже существует где-то, это все сочинители знают. Но вот представь: ты выезжаешь в чистое поле, у тебя с собой радиоприемник, включаешь его и начинаешь крутить ручку, обшаривая диапазоны. Что-то щелкает, треск, шуршание, и вдруг — бах, песня! Есть люди, у которых такой радиоприемник встроен в голову, и вращение этой ручки настройки диапазонов у них происходит постоянно, главное, насколько мощный этот приемник и насколько широк диапазон, который он захватывает. Музыка — это божественная волна, стихи можно сочинить, а музыку только услышать!
Вы объездили всю страну. Публика отличается? Где вас принимают лучше всего?
Вообще рок-музыка — это музыка больших индустриальных городов, чем больше город, тем играть легче, чем меньше — тем сложнее. Самые трудные концерты… Ну представь маленький такой городок, чуть ли не поселок при леспромхозе, директор там или хозяин которого очень любит группу «Чайф», такое бывало. И вот он приглашает нас, решив устроить подарок и себе любимому, и всему леспромхозу. В зале не только лесорубы, но и их семьи, с детьми и с бабушками-дедушками, которые на первых рядах. И никто из них, кроме самого директора-хозяина, понятия не имеет, что это за зверь такой — группа «Чайф». Вот играть для них — это самое сложное, но и реакция у них максимально объективная, как они тебя видят, так и воспринимают, если просят на бис, то можно гордиться!