Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море
Шрифт:
Эгле не стал спрашивать. Вид Лаувы ему не понравился.
Вилкс, оставшийся на противоположной стороне, делал им знаки вернуться. Возле уличного фонаря задержались три молодые женщины, о чем-то оживленно разговаривая.
Лаува и Эгле присоединились к своему вожаку.
— Вот, кажется, подходящий товар! — уверенно сказал Вилкс.
— Начинай ты! — пробормотал Лаува.
Вилкс спокойно подошел к женщинам.
— Позвольте пригласить вас в «Фокстротдиле» потанцевать! — сказал он.
Женщины отпрянули, удивленно вглядываясь в него. Одна из них насмешливо
— Между прочим, этот ресторан называется теперь «Видземе»! — она отчетливо подчеркнула это «теперь». — Да, что же мы стоим? — спохватилась она. — До свиданья, Фрида! — и чмокнула свою соседку. Они словно больше и не видели Вилкса. Та, которую назвали Фридой, попрощалась и ушла в открытое парадное. Две другие медленно направились к улице Ленина.
Вилкс попытался было произнести еще что-то, но язык присох к гортани. От улицы Ленина навстречу женщинам шли двое молодых парней. Вилкс торопливо повернулся, кивнул Лауве и Эгле и пошел быстрыми шагами. Оглянувшись, он заметил, как женщины что-то сказали парням, и те тоже прибавили шагу.
Ждать, когда их догонят и остановят, коллеги не стали. Увидев трамвай, молниеносно оказались в вагоне.
Вылезли из трамвая возле вокзала. Но желания «повеселиться» уже не было. Зашли в магазин, взяли водки и отправились другим трамваем домой. Об уличном приключении почему-то не говорили.
Была у Вилкса еще одна встреча…
Однажды Вилкс вернулся после вечерней прогулки очень оживленный. Ему повезло: встретил старого приятеля, тоже летчика, воевавшего вместе с ним на «фокке-вульфах». Летчик этот, — звали его Кампе, — попал в плен в курляндском мешке, долго сидел в лагерях, а теперь работает механиком в порту.
Вернулся Вилкс под хмельком — приятель угостил его ради встречи на славу.
— Вы понимаете, братцы, какой это клад! — восклицал он. — Ведь этот Кампе может открыть «почтовый ящик» прямо в порту! Стоит нам указать такой ящик, и англичане на любом идущем в Ригу судне отправят подкрепление, и в первую очередь деньги.
— Ну да, так он и станет рисковать головой ради тебя! — возразил было Лаува.
Эгле молчал, завидовал счастливчику Вилксу.
— Э, старина! — захмелевшему Вилксу все казалось простым. — Он столько пережил в лагере, что чекисты у него в печенках застряли!.. Да я его уже прощупывал, — похвалился Вилкс. — Нет, это свой парень!
— А о новой встрече ты с ним условился? — заинтересовался наконец недоверчивый Лаува.
— Я же у него дома был! И служебный телефон он мне дал!
— А что ты сказал о себе?
— Повторил его историю, только место заключения назвал другое. Он говорил о Сибири, я об Архангельске.
— Да ты же не знаешь, что такое эти лагеря!
— Подумаешь! В таких случаях проще всего повторять слова собеседника. Да и, судя по его рассказу, лагеря для перемещенных, в которых мы пробыли годы, ничуть не лучше. Но теперь, после первого знакомства, я уже могу помалкивать о себе. Тут надо только уметь слушать. Нет, парни, это божий дар, этот Кампе!
В конце концов коллеги согласились с Вилксом, что Кампе может
С благословения коллег Вилкс принялся за обработку Кампе. О каждой встрече с ним он рассказывал со всеми подробностями, затем все вместе анализировали каждое слово Кампе и постепенно приходили к убеждению, что бывший летчик действительно «свой парень». Рыжий долговязый механик из рижского порта, специалист по портальным кранам, понравился и коллегам Вилкса — Вилкс показал им Кампе в ресторане «Луна», назначив там встречу с механиком в один из вечеров. Конечно, с Кампе он их не знакомил, важно было просто приглядеться со стороны к новому человеку.
Но от прямой вербовки Вилкс пока воздерживался. Он, что называется, «прощупывал» бывшего сослуживца. Да, Кампе был недоволен безденежьем, сердился на местные власти, отобравшие у его родителей половину квартиры, пока сам он сидел в лагерях, злился на таможенников, которые мешали ему заниматься контрабандой: как механик порта, Кампе имел возможность раздобывать у иностранных моряков кое-какие вещи, но сбыт этих вещей был опасен…
Но вот настал день, когда Вилкс решил, что тянуть больше нечего. Кампе вполне открылся, теперь можно поговорить и о деле.
Лаува невесело пошутил:
— Надень под пиджак свитер потолще, неровен час, этот Кампе ударит тебя стулом…
— Чтоб у тебя язык отвалился! — огрызнулся Вилкс.
Он сунул в карман несколько сотенных бумажек, чтобы «запить» вербовку в каком-нибудь ресторане. Коллеги, проводив его, тоже купили водки; за рюмкой время проходит быстрее, а терпения у них было маловато.
Вилкс вернулся поздно ночью, когда оба его сожителя уже спали. Проснувшийся Лаува включил свет, чтобы расспросить Вилкса о подробностях, и ахнул. Под левым глазом Вилкса разливался огромный мутный синяк, длинный тонкий нос словно бы перекосился, губы были разбиты.
— Что с тобой? — изумленно воскликнул Лаува.
Эгле раскрыл глаза, но тут же закрыл их снова, будто и не просыпался.
— Подлец он! — с трудом шевеля разбитыми губами, пробормотал Вилкс и, не раздеваясь, рухнул на постель. Потом так же невнятно добавил: — Ну, я ему тоже раскрасил физиономию. Жаль, стрелять было нельзя — соседи собрались в коридоре…
Он никуда не выходил больше недели, ждал, когда пройдут синяки. На изумленный вопрос Приеде, — что с ним случилось? — ответил, что поскользнулся во дворе и упал. А коллегам о «вербовке» механика сказал только одно:
— Все они тут осоветились!
Но желание вербовать помощников у него пропало. Очень уж запомнилось, как после первого неосторожного слова Кампе вдруг поднялся над столом, спросил: «Да ты что, в шпионы меня заманиваешь?» — и тут сухой его кулак пришелся под глаз, как гиря. Хорошо еще, что Вилксу удалось сбить его с ног, а то неизвестно, чем бы все это кончилось.
После этого случая все трое старались не выходить из дома без Приеде. Только он, казалось, и приносил им счастье и покой.