Чайковский в Петербурге
Шрифт:
А Чайковский, десятилетний, очень «домашний» мальчик, застал этот режим уже установившимся. Впрочем, вначале он чувствовал себя в училище хорошо: в приготовительных классах обстановка несколько напоминала пансион, а главное, он все свои свободные дни проводил с матерью. Однако приближалось время разлуки с нею — дольше середины октября оставаться в Петербурге Александра Андреевна не могла: дома, в Алапаевске, ждала ее семья, маленькие пятимесячные сыновья–близнецы — Модест и Анатолий.
Любовь Пети к матери была огромна. Даже будучи взрослым, он не мог вспоминать о ней без слез,
По обычаю, отъезжающих поехали провожать до Средней Рогатки.
Вот как писал об этом брат и биограф композитора Модест Ильич Чайковский со слов своего дяди, который вместе с Петей провожал его мать:
«Пока ехали туда, Петя поплакивал… но с приезда к месту разлуки потерял всякое самообладание. Ни ласки, ни утешения, ни обещания скорого возвращения не могли подействовать.
…Она с дочерьми села в экипаж. Лошади тронулись, и тогда, собрав последние силы, мальчик вырвался и бросился с криком безумного отчаяния бежать за тарантасом, старался схватиться за подножку, за крылья, за что попало, в тщетной надежде остановить его…»
С момента отъезда матери все мысли Пети — с ней, с родными. Он мысленно следит за матерью: вот она приехала домой, ее встречают, кормят обедом, дарят подарки. Он описывает это в своем первом, после ее отъезда, письме к родителям. Потом по–детски вставляет фразу: «Здесь уже на улице давно снег, но ездют все еще на колесах…» Это удивляет его, совсем провинциального мальчика.
Затем он снова представляет, как встретится мать с отцом, с маленькими братьями. Ему интересно, какое впечатление произвели на брата Ипполита привезенные из Петербурга подарки — сабля, сумка и каска.
Вскоре после отъезда Александры Андреевны в приготовительных классах вспыхнула эпидемия скарлатины. Воспитанникам было предложено или разъехаться по домам или оставаться в училище на неопределенное время.
Модест Алексеевич Вакар нзял Петю к себе. А это привело к новому горю. Заболел скарлатиной и вскоре умер маленький сынишка Вакара — Коля. Несмотря на большое горе в семье, никто не говорил, что Коля болел скарлатиной, чтобы Петя не подумал, что он занес в дом заразу. Однако он отлично понимал это, о чем не раз вспоминал уже будучи взрослым, и очень тяжело пережинал смерть маленького своего товарища.
Список учеников 2-го (младшего) отделения приготовительных классов.
По возвращении в училище жизнь стала казаться ему еще тяжелее. По словам Пети, он только и мог делать, что втихомолку плакать. Даже строгое начальство обратило внимание на эту неутешную тоску ребенка. Нашлись люди, которые, как могли, пытались утешить его.
Воспитатель старался при всяком удобном случае незаметно приласкать мальчика. Другой воспитатель иногда брал его в свою семью. Мать Петиного товарища Энгельгардта, навещая сына, всегда вызывала и Чайковского и угощала его лакомствами. Но только
Два года он провел в непрестанном ожидании этого свидания. А приезд родителей все откладывался и откладывался.
В письмах Пети того времени неизменно видна надежда на встречу.
Вот несколько отрывков из них:
1850 год. 23 ноября: «…C нетерпением ожидаю первого вашего письма, я еще не имел этой счастливой минуты, чтоб поцеловать бумажку, на которой были ваши руки».
1851 год. 1 февраля: «Милая мамаша!
Пишу вам одной, потому что думаю, что папаша уже на пути в Петербург, я уверен, что он приедет, хотя я прочел в его последнем письме, что он, может быть, приедет только летом. Нет, я не хочу верить этому, он не даст погибнуть всем моим надеждам, я жду, да, я жду с большим нетерпением его приезда.
…Вас я жду, дорогая Мамашенька, летом, осенью, зимой или даже в будущем году.
…За поведение получил 10, потому что здесь… записывают за шалости; меня ни разу не записали и прибавили один балл за поведение; если в этом месяце я совсем не буду шалить, то получу 11, если в следующие месяцы тоже не буду, то получу 12» (при двенадцатибалльной системе это был высший балл).
Десятилетнему ребенку нелегко было в училище. Всякое отступление от заведенных порядков влекло за собой наказание. И Петя тяжело переживал даже малейшее замечание. Вот как оправдывался он в одном из писем за то, что ему снижен балл за поведение:
«Однажды, когда я играл на фортепьяно, прошли через залу, где я был, несколько воспитанников. Я играл польку, и некоторые из них начали танцевать… г. Берар, живущий внизу, услышав шум над головой, поспешил пойти остановить его. Так как мои товарищи услышали шум отворяющейся двери, то успели разбежаться. Я остался один, и г. Берар спросил меня, кто танцевал. Их было так много, что я в своем смущении их позабыл. Тогда дежурный ученик пришел и сказал, кто танцевал, а г. Берар тогда с недовольством посмотрел на меня и сказал, что это с моей стороны ложь».
И снова в письмах звучит все та же грустная просьба о свидании с родными. А приезд родителей откладывается с апреля на май, потом на август, потом на сентябрь…
Лето Петя провел в семье Платона Алексеевича Вакара (брата Модеста Алексеевича), на даче в селе Надино, около Тосно. Судя по письмам, ему там было хорошо и даже весело. Все к нему добры, о чем он пишет в каждом письме. Учебный год тоже окончен хорошо:
«Милые папаша и мамаша! Вот я уже и на каникулах у доброго г. Платона Вакара.
Я хорошо сдал экзамен. Кроме поведения и чистоты книг, по которым экзамены, конечно, не держат, я получил по всем предметам 12, кроме латыни и закона божьего.
…Жду вас, мои милые родители, в августе, потому что тогда будет легче всего с вами увидеться.
…Милые папаша и мамаша, вы думаете, что я перешел в училище? Нет, я только перешел в 1–е отделение (это отделение было старшим. — Л. К.), потому что ученики 2–го отделения не могут держать экзамен в правоведение, и в училище можно перейти только когда будет 12 лет, а мне еще только 11».