Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни
Шрифт:
Надежда так померкла, что почти
Я сердца своего не осудил,
Когда в нем счастья трепет ощутил,
Что неуспех — конец всему пути.
V
Так часто мертвым кажется больной,
Но жив еще. Прощанием глухим
Возникнув, смолкнет плач друзей над ним.
И слышит он — живые меж собой
Твердят: «скончался» — «свежестью ночной
Поди вздохни» — «удар непоправим».
VI
Затем, найдется ль место,
Среди могил семейных, как пышней
Похоронить, в какой из ближних дней.
Обсудят банты, шарфы, весь обряд.
А тот все слышит, и ему назад
Вернуться страшно в круг таких друзей.
VII
И я — блуждать так долго мне пришлось,
Так часто мне сулили неуспех,
Так значился всегда я в списке тех,
Кто рыцарский обет свой произнес
Увидеть Черный замок, что вопрос, -
Не лучше ль уж погибнуть без помех.
VIII
Спокойно, безнадежно, где старик
Мне указал с дороги вглубь свернуть,
Там и свернул я. День светлел чуть-чуть.
И мрачно стало к ночи. Но на миг
Багровым оком дымку луч проник -
На то, как схватит степь меня, взглянуть.
IX
И точно, сделав несколько шагов,
Я обернулся, чтобы след найти
Пройденного, надежного пути.
Но сзади было пусто. До краев
Один степной, сереющий покров.
Вперед, мне больше некуда идти.
X
И я пошел. Бесплодный, гнусный край,
Печальнее я места не встречал. Цветы?
–
Еще б я кедров здесь искал!
Но без помех бурьян и молочай
Обильный приносили урожай.
Здесь колос редкой бы находкой стал.
XI
Но нет, нужда с бесплодием кругом
Слились в одно. «Смотри на этот вид,
Иль нет, — Природа, мнилось, говорит, -
Я здесь бессильна. Разве что огнем
Здесь судный день очистит каждый ком
И узников моих освободит».
XII
Чертополоха рослые кусты
Обиты — это зависть низких трав.
Лопух шершавый порван и дыряв
До полной безнадежности найти
Побег зеленый. Видно, здесь скоты
Прошли, по-скотски жизни оборвав.
XIII
Трава — как волос скудный и сухой
На коже прокаженных. Из земли
Торчат кровавой поросли стебли.
И конь недвижный, тощий и слепой,
С конюшни чертом выгнанный долой,
Стоит, в оцепенении, вдали.
XIV
Живой? — сойти за мертвого он мог.
На бурой гриве — ржавчины налет.
Ослепший… шею вытянув вперед,
Он был смешон, ужасен и убог…
О, как мою он ненависть разжег,
И
XV
Тогда я в память заглянул свою.
Как ждет вина пред битвою солдат,
Так жаждал я на счастие, назад,
Хоть раз взглянуть, чтоб выдержать в бою.
Завет бойца — «обдумай и воюй».
Один лишь взгляд — и все пойдет на лад.
XVI
Но не моею памятью помочь.
Вот Кудберт милый… золото кудрей…
Лица румянец, вот руки моей
Коснулся словно, держит он, точь-в-точь
Как прежде… Ах, одна позора ночь,
И гаснет пламя, холод вновь сильней.
XVII
Вот Джайльс встает в сознании моем.
Вот, в рыцари впервые посвящен,
Клянется он, что честь ему закон.
Но фу! Какой пергамент палачом
На грудь ему приколот? Что кругом
Кричат друзья? — Изменник, проклят он!
XVIII
Нет, лучше настоящая пора,
Чем эта быль. И я иду опять.
Все пусто. Тишь. Что вздумает послать
Навстречу ночь — сову ль, нетопыря?
Но что-то вдруг во мраке пустыря
Возникнуло, чтоб мысль мою прервать.
XIX
Подкравшись незаметно, словно змей,
Внезапно мне прорезал путь поток,
Он не был мрачно-медленным, он мог,
Бурля и пенясь, омывать скорей
Копыта раскаленные чертей,
Так в нем клубился пены каждый клок.
XX
Он мелок, но зловреден. Вдоль воды
Склонялись ольхи. В злой водоворот
Стремились ивы, головой вперед, -
Самоубийц отчаянных ряды.
О, то поток довел их до беды!
И равнодушно мимо он течет.
XXI
Я вброд пошел. О, как велик был страх,
Что вдруг ступлю на трупа я оскал,
Копьем ища свой путь, я ощущал,
Как вязнет, словно в чьих-то волосах,
Чуть крысу я копьем задел — в ушах,
Казалось, крик ребенка прозвучал.
XXII
Теперь уж путь не будет так суров.
Но нет, надежда снова неверна.
Кто здесь топтался? Кем велась война?
Чьей битвой стоптан почвенный покров?
Жаб в луже с ядом? Диких ли котов,
Чья клетка докрасна раскалена?
XXIII
Так в адский круг был замкнут их порыв.
Среди равнины гладкой, что бойцов
Сюда влекло? Отсюда нет следов…
Сюда их нет… безумие внушив,
То сделал яд. Так турок рад, стравив
Евреев и христьян, своих рабов.
XXIV
Что дальше там? Не колесо ль торчит?