Чайная роза
Шрифт:
Фиона инстинктивно полезла в карман за синим камнем, подаренным Джо. Она всегда так поступала, когда волновалась или была напугана. Но камня не было. Ах да, она же его заложила! Девушка ощутила чувство утраты. Она так тосковала по Джо, так нуждалась в нем! Будь Джо здесь, он бы знал, что делать. Будь они вместе, ей не было бы так трудно. Когда Фиона расстраивалась, Джо шутил и целовал ее до тех пор, пока она не начинала смеяться. Так было бы и здесь. Мысли о любимом причиняли ей боль. Так щупают огромный синяк, проверяя, болит ли он или уже прошел. Синяк болел и, похоже,
Часы на стене пробили полдень. «А в Лондоне пять, — подумала Фиона. — Вторник. Джо ушел с работы и сейчас дома пьет чай. Интересно, где теперь его дом? И какой он? Наверное, шикарный. Наверное, Джо носит нарядную одежду и ездит в экипаже. Занимает высокую должность в конторе Питерсона. Но счастлив ли он?» У Фионы разрывалось сердце при мысли о том, что Милли может каждый день смотреть ему в глаза, видеть его улыбку, прикасаться к нему. А она сама? Она больше никогда его не увидит. Где он обедает? Дома или в каком-нибудь шикарном ресторане?
«Уж во всяком случае не стоит по колено в рассоле с тряпкой в руках», — сердито ответил ей внутренний голос. Фиона пыталась сделать из этого вывод. Пыталась не грустить, а злиться; так было легче. Пыталась убедить себя, что ей все равно, где сейчас находится и чем занимается Джо, потому что она его ненавидит. Но ничего не получалось. Потому что она любила его. Все еще любила. Несмотря ни на что. И больше всего на свете хотела, чтобы он вошел в дверь, обнял ее и сказал, что все случившееся было ужасной ошибкой.
«Ага, держи карман шире», — подумала Фиона и приказала себе не думать о Джо. Ее ждет работа. На жалость к себе нет времени. Нужно покрасить магазин. Она понятия не имела, где покупают краску, но помнила, что в день приезда видела у соседнего дома пустые банки. Тот, кто жил там, недавно красил стены. Может быть, он или она подскажет, куда идти. Когда Фиона вышла наружу, подъехал экипаж, и из него выпрыгнул высокий светловолосый мужчина с корзинкой для пикника.
— Никлас! — весело воскликнула Фиона. — Как ты здесь оказался?
— Я соскучился. Помню, что мы договорились встретиться в четверг, но не смог дождаться.
Девушка обрадовалась. Достаточно было увидеть его улыбку, чтобы у нее улучшилось настроение.
— Замечательно выглядишь, — сказала она, ничуть не кривя душой. Ник был красив и изящен, как всегда. Разве что немного бледен.
— А ты выглядишь как маленькая беспризорница, — ответил Ник, стирая с ее подбородка струйку, жидкости для полировки металла. — О господи, чем ты занимаешься? — Смерив Фиону взглядом, он заметил ее закатанные рукава и подоткнутые юбки. Потом осмотрел кучу мусора на обочине, пустой магазин, объявление о продаже с аукциона, все еще висевшее в витрине, и нахмурился. — Что, старая форель, все вышло не так, как было задумано?
— Не совсем, — ответила она, улыбнувшись новому прозвищу. Ник называл ее и похуже. Старой галошей. Старой кошелкой. Старой кротихой. И даже старой вешалкой.
— Что случилось?
Она вздохнула.
— Ну… Моя тетя умерла, а дядя запил с горя и
— Ясно…
— А как твои дела?
— Лучше не бывает! — весело ответил он. — Я не могу найти жилье. Не могу найти помещение для галереи. Все либо слишком маленькое и убогое, либо слишком дорогое. А час назад я получил телеграмму о том, что купленные мной картины погрузили в Гавре не на тот пароход и отправили в Йоханнесбург. Чертова Африка! Пока их доставят сюда, пройдет целая вечность. В гостинице шумно. Кормят плохо. Чай отвратительный. Я никого не понимаю. В этом городе не говорят по-английски. И грубят на каждом шагу.
Фиона улыбнулась ему.
— Ненавижу Нью-Йорк, — сказала она.
— Я тоже. Презренно место сие, — с улыбкой ответил он.
— Но когда мы сходили с парохода, ты говорил…
— Тебе следовало пропустить это мимо ушей. У меня была белая горячка. — Сомс обнял ее за плечи.
— Ох, Ник, — вздохнула она и прижалась лбом к его лбу. — Очередной провал.
— Причем с треском.
— Что будем делать? — подняв голову, спросила она.
— Заливать горе шампанским. Немедленно. Ничего другого не остается.
Фиона взяла его вещи, занесла их в магазин и сказала, что собиралась зайти к соседям и спросить, где продается краска. Ник ответил, что пойдет с ней. Подойдя к двери, они услышали разговор на повышенных тонах. Мужчина говорил с нью-йоркским акцентом, женщина — с итальянским. Казалось, они ссорились. Фиона, уже потянувшаяся к ручке двери, отпрянула, но ее успели заметить. Через несколько секунд дверь открыл веселый молодой человек в зеленых подтяжках и таком же галстуке.
— Входите, входите! Меня зовут Нат. Нат Фелдмен. А это моя жена Маддалена.
Стоявшая за чертежной доской темноглазая женщина с копной пышных черных волос помахала им рукой. На ней были темно-серая юбка и испачканная краской белая блузка.
Фиона представила себя и Ника, а потом сказала:
— Я… я хотела спросить, не знаете ли вы, где здесь можно купить краску. Для стен. Я работаю в соседнем магазине… магазине моего дяди и несколько дней назад заметила у входа пустые банки. Надеюсь, мы вам не помешали…
— Ах, так вы слышали крик? — со смехом сказал Нат. — Не волнуйтесь. Просто мы так работаем. Кричим, вопим, потом доходит до ножей и пистолетов, и тут уж чья возьмет. — Он посмотрел на сбитых с толку незваных гостей. — Эй, я пошутил! Это шутка, ясно? А теперь выслушайте мою идею и скажите, что вы об этом думаете… — Его руки нарисовали в воздухе большой плакат. — Изображение фургона, а над ним слова «СЕЛЬТЕРСКАЯ ХАДСОНА». Кучер нагибается в вашу сторону, сторону покупателя, и говорит: «Когда болит живот, попейте наших вод, и сразу все пройдет!» Посмотрите на картинку… покажи им, Мадди… видите? Что скажете? Неплохо?