Чайник мятежности
Шрифт:
Это как когда-то соседка моей бабушки в свою деревенскую хату — фактически в сарай — вклячила роскошную хрустальную люстру, которой больше подошло бы висеть в каком-нибудь театре. Где она её взяла для меня осталось тайной, но смотрелось это крайне нелепо, хотя и произвело впечатление на нескольких её недалеких подруг из нашего села. Смешно то, что себя то я как раз считал «далёким», и посмеивался над этим несоответствием, но, когда практически то же самое коснулось и меня, чёртов пиджак захотелось до одури. Когда мама достала из кошелька семьсот тысяч рублей (дело было незадолго до деноминации, но на бирках цены уже часто указывали без трех нулей, и так ясно) кассирша презрительно усмехнулась и нанесла удар
Кассирша добавила:
— Ехали бы на «Лужники», там для таких как вы много чего продается.
Для таких как мы? Для каких как мы? Мне в первый раз в жизни захотелось ударить женщину. От стыда и одновременно злости краска кинулась в лицо. Но я смолчал и мать тоже. Не сказав ни слова, она подошла к вешалкам с пиджаками и аккуратно повесила выбранный нами обратно. Так же молча мы вышли из магазина и пошли куда-то не глядя, лишь бы куда-то идти. Смешно вышло…аж плакать хочется и зубы скрипят.
Хотели купить одежду, чтобы я не выделялся от остальных (позже выяснилось, что пиджаки у нас вообще никто не носил, кроме одного типа, но над ним за этот пиджак 5 лет подшучивали, и прозвище в институте он получил, приготовьтесь — Пиджак), а выделились так, что нас макнули просто носом в нашу бедность. У мамы было на все покупки и расходы чуть больше миллиона рублей — по тому курсу чуть меньше двухсот долларов, и еще 300 собственно долларов.
Предполагалось, что эти деньги мне пойдут на год жизни, а общежитие предоставил институт, ну и, если я буду хорошо учиться, смогу получать небольшую, но очень важную для меня стипендию. Ну, если честно, еще две сотни долларов у меня лежали припрятанные в заначке, личные, с моих маленьких гешефтов, но тоже особо не разгуляешься. Если сложить вместе все эти деньги, на которые я должен был жить год и которые оставались у мамы, их бы ровно хватало на злополучный пиджак. Пока мы неспешно брели в подавленном настроении по какому-то из переулков Арбата, нас внезапно кто-то обогнал и даже мелькнуло в нем что-то знакомое. Откуда бы? Далее пролетев мимо нас, мужик резко остановился, нагнулся и обернулся к нам. Присмотревшись, я понял, что это один из свидетелей нашего позора в магазине, который находился тогда возле кассы.
— Ого, смотрите! — он вдруг обратился к нам и, помахав рукой в направлении матери, добавил, — вон чего нашел! Это не вы потеряли?
В руке он держал толстый бумажник, кожаный, с тиснением, и заклепкой из желтого металла. Возможно даже из золота. Красивый!
— Неет, — запнувшись ответила мать.
Никогда не хотел быть преступником, и не люблю брать чужое, в отличие от некоторых одноклассников, не мечтал быть криминальным авторитетом. Почему они мечтали? Время было такое, в кино показывали преступников, в книгах писали о преступниках, причем и там и там показывали то, как хорошо можешь жить, если плюешь на закон. А хорошо жить (и поменьше работать при этом) — хотели все.
Но при этом я вполне себе был знаком с криминальными ребятами с нашего района и ничем киношно-книжным там даже не пахло, обычная гопота: семечки-пивасик-сигареты и не работать — максимум что они могли себе позволить из «красивой» жизни. В общем-то, не уверен, что данные атрибуты имеют отношение к красивой жизни. Даже наоборот, уверен, что ничего общего! В общем, не бандиты высокого уровня и не грабители банков из кино, и не веселый преступник Джимми ДиГриз из книг Гарри Гаррисона — все, что они могли — отнять что-то у кого-то на улице, кого-то поколотить, угнать старый жигуль, покатавшись на котором, бросили бы его, потому что продать такое тоже нужно уметь.
По поводу продать… вот как раз этим я иногда промышлял. Не в смысле, что продавал ворованные
Деньги мне были нужны, а пять километров не составляло проблемы: я был счастливым обладателем велосипеда «Орлёнок» (из-за чего считался в деревне городским богачом, но нормальным, потому что без проблем давал покататься местным на нем) и в один прекрасный день все-таки решился на вылазку. Нарвав накануне бидончик ягод, поднажал на педали. Ехать было страшно. А как я буду продавать? А если меня погонят тамошние торговцы? А вдруг кто-то отберет ягоды? Да черт с ними, с ягодами, а если велосипед? Или деньги за проданный товар? Или деньги и велосипед?
Пока ехал, сам себя накручивал, но действительность оказалась не такой страшной. На этом полустанке действительно продавали кое-что пассажирам останавливающихся минут на 5 поездов, но в основном это были местные бабки, которые варили картошку и яйца, жарили курицу, кто-то с ящиком пива, да пара рыбаков с сушеной рыбой. В общем, неловко потоптавшись пять минут, пересилил себя, поздоровался с окружающими, положил сбоку от одного торговца рыбой на землю заранее заготовленную картонку, на неё поставил свой бидончик, в стакан насыпал ягоды. Никто меня не прогнал, бидончик мой, в который поместилось 5 стаканов — ушел с первым же поездом, запрятанные во внутреннем кармане трико деньги никто не отнял, хотя педали я крутил быстрее обычного. Казалось, что кто-то запросто может лишить меня моего «богатства».
Доехав до бабушки, я припрятал свои неожиданные финансы, бросил велик и пошел на речку. Встретившись там с компашкой, между делом узнал у Вована, а почем он хотел бы продавать землянику? Услышав ответ — крепко призадумался. Оказалось, что я сбыл ее в два раза дороже, чем он хотел бы получить. После раздумий заявил, что если ему и остальным пять километров идти в лом, а собирать её не влом — то я могу по этой цене брать на месте, а сам уже смогу реализовать с наваром на станции. Я правда не сказал, что навар будет в два раза, сказал: накину, сколько смогу. Кое-кто мне из тамошней компании правда заявил, что «на братве наживаться западло» и я ничего не должен накручивать, а должен отдавать ему столько денег, за сколько продал. Еще парочка тут же согласилась с такой постановкой вопроса. Наивные, может ещё сверху своих накинуть?
До чего удивительные люди. Вчера были бы рады продавать по такой цене, но все упиралось в дорогу, десять километров попробуй еще пройди в два конца, а сегодня им предлагают по этой же брать на месте, но нет, надо больше. Однако, мало ли что там кому надо — мне такое не подходит. Предложив двум выступившим типам идти пешком на станцию самим и самим же торговать, а потом уже умничать, сказал, что кого устраивает — у остальных здесь заберу.
Те трое насупились, пришлось дополнительно всем объяснить, что за накрутку на ягоды беру на себя не только доставку и торговлю, но и риски отгрести от местных гопарей (которых там потом не встретил ни разу), испортившийся товар, если не продам его, потерю денег и главного актива в виде велосипеда. Слово «актив» в этом значении и я, и остальные еще плохо понимали, но при этом до всех дошло, о чем я говорю, и в итоге согласились: риск немалый. И вдруг оказалось, что гораздо выгоднее не самому согнувшись в три погибели собирать ягоды, а покупать у тех, кто это делает и перепродавать.