Чеченский этап. Вангол-5
Шрифт:
Когда Кольша устроил себе место для сна и лег, Семен уже посапывал в своем углу, а Федор Егорыч подсел к Кольше и спросил:
– Так, говоришь, в Сталинграде воевал, у меня брат там пропал без вести, рядовой Алексей Грошев, не встречал такого?
– Грошев? Может, и встречал, только разве упомнишь всех в том аду. Там столько народу полегло на переправах, да и в городе, в руинах. Извини, рядом со мной такого не было, запомнил бы. Ты-то где воевал?
– Ленинградский фронт, но недолго, по ранению выбыл, у меня на ноге, видишь, четырех пальцев нет. – Он показал ступню, на которой действительно не хватало пальцев. – Там они и остались, вместе с сапогом, а меня в санбат
– Ну и как, на золоте заработать получается?
– Ежели место фартовое, получается. Но с каждым годом все тяжелее. Тесно в тайге становится, в прошлом годе еле успели ноги унести. Под осень чуть не попали в облаву, на дорогах, вокзалах кордоны милицейские, патрули, в общем, завинчивают гайки.
– Я не пойму, Федор Егорыч, почему вы прячетесь от всех. Добыча золота не запрещена, наоборот, я слышал, власти помогать добытчикам всячески должны.
– Согласен с тобой, но у Семена судимость, он три года как на свободу вышел, а таким, как он, «врагам народа» запрещена золотодобыча. А без него я в этом деле не смыслю. Он старатель от Бога. Знает и умеет. Он этот металл благородный каким-то природным чутьем чует. Потому и прячемся.
– Враг народа?
– Ага, вражина несусветный. В тридцать восьмом году, на партсобрании, заступился за женщину, которую из партии исключали, как дочь врага народа, ну и сам стал врагом народа. Его тогда чекисты долго били, но то, что он будто немецкий шпион, он так и не признался. Это он мне потом рассказал, зубы, говорит, жалко было – половину выбили, сволочи.
– Да, и у меня друг Семен был, тоже сидел в лагере, а на самом деле настоящий мужик и герой. Война все показала, кто враг настоящий…
– А где твой Семен сидел?
– Где он только за эти годы не сидел. Сначала Колыма, на приисках, чуть богу душу не отдал, а потом здесь, в Красноярском крае, в Тугаче, кажись.
– В Тугаче?
– Да, а что?
– Ладно, завтра о том поговорить с ним надо будет.
– Хорошо, ну пойду уже, заболтались, а завтра рано вставать, спокойной ночи.
– Доброго сна, – пожелал Кольша и лег.
Утром, перед самым рассветом, Кольша проснулся и шепотом позвал Арчи. Тот был рядом. Они потихоньку вышли из сарая и направились к ручью. Первые лучи солнца разорвали туман, укрывший деревню. Кольша с нескрываемым восторгом смотрел на небо, наполнившееся легким, трепетным сиянием. Сколько лет он мечтал увидеть эту бездонную синеву над головой, эти сопки с клочьями запутавшегося в ветвях сосен тумана. Этот ручей с чистым звоном струй на перекате и раскрывшиеся, все в утренней росе, жарки. Комок подступил к горлу. Только теперь и именно сейчас он понял, что вот это все и есть его родина, его земля, и нет на свете ничего этого дороже. Арчи осторожно подошел к урезу воды и жадно пил чистую ручейную воду. Кольша, сбросив с себя одежду, с разбегу влетел в обжигающе холодный омут, нырнул и, высунув голову из воды, отдуваясь и фыркая, смотрел сквозь мокрые ресницы, как, искрясь и переливаясь всеми цветами радуги, преображается все вокруг. Арчи сидел на берегу, смотрел на хозяина и, чуть пошевеливая хвостом, улыбался во всю свою собачью морду.
– А, вот вы где! Я тоже хочу! – Петька, сбросив одежду, с разбега влетел в омуток.
Накупавшись вдоволь, они пошли в дом к Фролу,
– Петь, ты говорил, твои родные где-то в Тугаче?
– Да, там женская командировка, ну, лагерь, где одни бабы, Марьин Клин называется, а что?
– Да Семен, что в сарае спит, долго сидел в лагерях, в Тугаче тоже, три года, как вышел. Может, знает чего про твоих. По крайней мере, надо с ним поговорить.
– Надо, обязательно, раз сидел, ведает, как туда добраться. Начальство тамошнее, опять же, должен знать. Давай поговорим.
– Вот поедим и зайдем к ним. Я с Федором Егорычем вчера говорил, Семен этот спал.
– Хорошо.
Когда они пришли после завтрака, Федор сидел на улице, на лавке у сарая, ожидая Фрола, который собирал им припасы.
– Утро доброе.
– Доброе, – ответил Федор Егорыч.
– Мы хотели с Семеном поговорить, у нас родня в лагере в Тугаче.
– Дак поговорите, вон он у ручья, сейчас придет, водицы наберет в дорогу и придет.
– А что я могу сказать про лагерь, – ухмыльнулся Семен, когда выслушал Кольшу и Петра. – Они все одинаковые, бараки да колючка. Тоска смертная да голод, день прожил, и ладно. Ох, не надо вам, парни, близко к тому месту подходить.
– У нас там родня сидит, мы их навестить хотим.
– До села Агинское из Красноярска добраться можно машинами попутными, а дале только пехом до Тугача. Не ходите туда, сгинете… Боле ничего не скажу, не помню я ничего и вспоминать не хочу.
– Что ж, и на том спасибо.
– А и не за что! Я вам ничего и не говорил. – Семен как-то по-воровски оглянулся и пошел с баклажкой к своему приятелю.
– Да, видно, натерпелся мужик, аж здесь, в глухомани таежной, и то оглядывается. – Кольша посмотрел вслед ковылявшему от них Семену.
«Да, и не подумаешь никогда, что он по золоту мастак, простой, как все, человек, работяга», – думал Кольша.
После обеда Федор Егорыч и Семен собрались уходить. Припаса Фрол им не пожалел, обещали щедро расплатиться по осени. Поверил им Фрол. В тайге без веры жить никак нельзя, пропадешь. Кольша и Петька вышли проводить до околицы. Прощаясь, Семен отошел в сторону и сказал Петьке шепотом:
– Лагерь там огромный, несколько тысяч человек, в основном враги народа и уголовники, они за колючкой; есть и бесконвойные командировки, слышал, что староверы там тоже были, но где – не знаю, потому без обид, правда не знаю, уж не обессудьте, парни.
– Спасибо, Семен, мы их найдем.
– Ну, бог вам в помощь, да, еще, есть человек в Агинском, он всем в делах таких помогает, его кличут Мама Родная, найдите его.
– Мама Родная? – переспросил Кольша, улыбнувшись.
– Спасибо. Удачи вам. По осени ждем.
Кольша долго смотрел вслед удаляющимся старателям и думал, надо будет осенью дождаться их да попросить рассказать, как они золото ищут и моют, пусть бы его научили этому ремеслу, а то как-то неправильно получается. «Живем на золотых ручьях, а как добыть этот дорогой металл, не знаем. Обязательно этого Семена расспрошу про все».
В этот момент, уже на опушке леса, Семен, как будто услышав мысли Кольши, обернулся и помахал ему рукой. Кольша тоже махнул рукой.
Вечером Фрол, Кольша и Петька разложили небольшой костер на краю деревни, на пологом берегу ручья, там, где когда-то собиралась деревенская молодежь. Где плясали под гармонь и пели, где знакомились и впервые влюблялись. Они сидели, молча вспоминая былое веселье на этом месте. Не так уж много времени пролетело, а нет ни деревни, ни людей, как будто и не было никогда. Кольша переглянулся с Фролом, одна и та же мысль промелькнула у них.