Чеченский разлом
Шрифт:
Она вышла на балкон и встала у парапета. Внизу в быстро густевшей синеве лежал город. Словно разрубая его на две части вдаль тянулась прямая линия проспекта, с обеих сторон обозначенная сверканьем огней.
Ярощук стоял позади её, и она ждала что он её обнимет. Не мог мужчина не воспользоваться таким моментом. Даже если он сомневается в своей обольщающей силе и не знает — выйдет у него что-то из это затеи или нет — он должен, нет, коли следовать психологии самца, он просто обязан попытаться её облапить и проверить свои шансы на успех действием.
Время шло, а гость ничем себя не проявлял. Он так и стоял за её спиной, совершенно
— Здесь прохладно, — сказала она.
После таких слов самый тупой ухажер должен был сделать что-то, чтобы женщине стало теплее.
— Принести платок? — спросил он. — Можно?
Его предложение заставило её обернуться. Он стоял на пороге и его мощная фигура атлета закрывала почти весь свет, падавший на балкон из комнаты.
«Дура, — подумала она. — Вот дура!» Надо было вести себя более вызывающе. А ей показалось, что мужчина, так легко и охотно принявший приглашение зайти к ней на чашку чая, окажется человеком более зрелым и опытным, которому будет не так уж трудно понять, зачем и почему одинокая женщина зовет в гости незнакомца. Теперь приходилось быстро менять тактику.
— Зачем платок? — сказала она с улыбкой и озорной ноткой в голосе. — Обнимите меня.
«Ну, вахлак, обними же, рискни», — собрав всю свою волю, она попыталась мысленно отдать ему тот же приказ. И сделала шаг навстречу.
Он неожиданно отступил, не оборачиваясь перешагнул порог и вернулся в комнату.
— Заходите, здесь теплее.
Она подошла к нему вплотную и положила обе руки на его плечи.
— Вы меня боитесь?
Ярощук осторожно отстранился.
— Аля, вы угадали. Простите, но я старый трусливый и не раз битый бабник. Как святой апостол Павел я не раз спускался из чужих окон на веревке, спасаясь от ревнивых мужей…
Она не приняла его тона.
— У меня нет мужа. Зря вы испугались.
Но Ярощук видел — она нервничает. Вот прошла, взяла с серванта пачку сигарет. Руки её подрагивали. Прикурила и хотел подойти к окну, но он преградил ей путь.
— А к окну не надо. Сядьте, пожалуйста. Я гарантирую вам безопасность, если сумею обеспечить свою. Кстати, у вас есть оружие?
Она посмотрела на него с нескрываемым презрением.
— Что хотите найти? Гексоген или тротил?
— Не надо шутить. Я спросил серьезно. Чтобы вы это поняли, вот…
Ярощук вынул из кармана удостоверение и положил перед ней на стол.
— Прочитайте внимательно, оно подлинное. И поймете, почему встречаться даже с вашим ревнивым поклонником мне совсем не с руки.
— У меня нет ни мужа, ни поклонника.
Она повторила это с упрямой настойчивостью.
— Значит, мне показалось, что за вами следят. Если это так, я признаюсь, что поддался приступу трусости, извинюсь и с позором исчезну с ваших глаз. А пока — сядьте. Мы подождем моих друзей.
Он вынул из кармана трубку мобильного телефона, отстукал номер, приложил к уху.
— Василий, — сказал он спокойно. — Бери двух ребят. Запомни адрес. Ленинский проспект. Да, Ленинский. Дом… корпус первый. Шестой этаж, квартира двадцать. Внизу могут быть двое. Один — обязательно. Не сочти за труд прихватить их с собой.
Она сидела выпрямив спину и заливавшая лицо бледность стала заметна даже через слой румян. Глаза с расширившимися зрачками застыли.
Ярощук захлопнул клапан и убрал трубку в карман.
— Ну, не надо так, Валентина Ивановна. Не переживайте. Насколько я понимаю,
Она опустила голову, уткнула лицо в ладони и плечи её задрожали от рыданий.
— Вы замерзли? — спросил он участливо. — Хотите, я вас обниму?
— Нет, — голос её, сдавленный слезами, прозвучал неприязненно и глухо.
— Как угодно, — сказал он, взял с дивана висевшую на спинке белую пуховую шаль и накинул ей на плечи.
— Подождем моих людей. Это недолго. Главное — не томите себя.
Теперь её лицо выглядело совсем иным, чем совсем недавно. Бледное, увядшее, все в мелких морщинках. Широко раскрытые глаза глядели испуганно. Прическа, аккуратная и хорошо уложенная, теперь лишь подчеркивала свою бессмысленность. Она сделала шаг в сторону и отрешенным, полным страдания голосом произнесла:
— Меня надо убить. Я так утомилась! Отдохнуть бы…отдохнуть!
Природа человека сохраняется неизменной многие тысячи лет подряд. Болезни, несчастья, радости, любовные страсти и сердечные разочарования — во всем этом нет ничего нового, неизвестного для ушедших в небытие поколений. Новыми всякий раз оказываются только персонажи, которые проходят по жизни, считая себя первооткрывателями того, что уже давно открыто и пережито другими.
Впервые читая откровения маркиза Де Сада или осваивая позы «Кама сутры», человек уверен, что ступает на неизведанную тропу, хотя идет по давно утоптанной миллиардами ног торной дороге. И в этом нет ничего удивительного: мир для каждого из нас не вечен. Он ограничен рамками нашей жизни и простирается от дня рождения до дня смерти. Все, что случалось до нас и случится после, нас не касалось и не коснется. Значит, человеку следует жить настоящим, поскольку жить прошлым — печальный удел обессилевших стариков, а призывы, обращенные к молодым, жить ради будущего — это лицемерная болтовня демагогов.
Валентина Зеркалова с детства умела жить настоящим. Папа — офицер генерального штаба был женат на дочери одного из заместителей министра обороны. Две квартиры в Москве. Две дачи — собственная в Сосновке и казенная в Баковке. Служебная машина, отвозившая в спецшколу с английским и французскими языками, где учились отпрыски номенклатурных советских пап и привозившая домой, все это создавало ощущение постоянного комфорта и обещало прекрасное будущее.
Валёк — так звали Валентину дома, окончила театральное училище и мечтала об артистической славе на подмостках известных столичных театров. Но её после выпуска распределили в областной драмтеатр. Поскольку папа-военный связей в театральных кругах не имел, Валентине пришлось смириться со своей участью. Тем более, что она верила — пребывание в провинции будет недолгим: талант не может остаться не востребованным…
Только в оценке своих способностей Валентина сильно ошибалась. Даже в труппе областного театра она уступала многим из тех, кого считала соперницами.
Помимо любви к искусству, Валентина испытывала постоянное влечение к мужчинам. Вопросы пола и секса стали волновать её уже с пятого класса. Однажды, забравшись из любопытства в один из шкафов, в котором стройными рядами стояли книги папиной библиотеки, Валечка обнаружила несколько прекрасно иллюстрированных томов, которые потрясли её своим содержанием.