"Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя
Шрифт:
«— Я, мой друг, — поделился он как-то с менее опытным и [менее] знающим правила повествователем, — всю жизнь без рассуждения прожил. Мне покойный Павел Афанасьич (Фамусов — /7. С.) р «аз навсегда сказал: „Ты, Молчалин, ежели захочется тебе рассуждать, перекрестись и прочитай трижды: да воскреснет Бог и расточатся врази его! — и расточатся!” С тех пор я и не рассуждаю, или, лучше сказать, рассуждаю, но в пределах. Вот изложить что-нибудь, исполнить это мой предел!
— Однако вы — начальник отделения. В этом качестве вы мнения высказываете, заключения сочиняете!
— И все-таки в пределах, мой друг. Коли спросят — я готов. Скромненько, потихоньку да полегоньку — ну, и выскажешься. А так, что называется, зря я с мнениями выскакивать
— А разве, несмотря на эту осторожность, вас не тревожили?
— Кому меня тревожить! Живу, сударь. Видишь, каким домком обзавёлся… (Чуть ранее тому же собеседнику Молчалин не без невинной гордости и удовольствия заявил: «Пятнадцатый год домовладельцем и прихожанином в своем месте состою… ничего! ни в чем не замечен!» — П. С.)
— Стало быть, вообще-то говоря, рассуждать не возбраняется, но только нужно, чтоб эта способность проявлялась, во-первых, в пределах и, во-вторых, не во вред? Так, что ли?
— Да, мой друг!
— И, стало быть, ежели не умеешь отыскать „пределов” или не можешь отличить, что вредно и что полезно, то…
— То лучше не рассуждать!»
И все-таки, упрочив свое общественное положение и проникнув в тайны спасительной философии угодничества, Молчалины готовы позволить себе одну вольность и вступить в ту область социального бытия, куда до этого входить зарекались: теперь они время от времени, в прямом согласии с веяниями эпохи, могут полиберальничать. Но, конечно, по-своему, по-молчалински.
Кстати, в истории нашего «благородного семейства» подобные примеры уже встречались. Припомните вертлявого Репетилова из «Горя от ума», случайного родителя щедринского пустозвона Балалайкина. Ведь что говорил, какие вещи рассказывал, что за взгляды излагал всем встречным и поперечным — и ничего: никого не напугал, не сверг, даже не обидел. Правда, по версии. Щедрина, бдительный Загорецкий написал-таки на него донос, который был признан «неосновательным», за что общество «презрило» клеветника. Знай, мол, наших, не путай с чужими, это тебе не Чацкий! Не забудьте и вездесущего Городулина из комедии «На всякого мудрела довольно простоты», который охотно произносил обличительные речи против «стариков» и мирно уживался с ними, причисляя себя и их к обществу «честных людей». А незабвенный Булгарин, с поразительной ловкостью облекавший свои охранительные речи в яркую либеральную упаковку?.. Нет, не волнуйтесь, у новых Молчалиных школа хорошая, они и здесь следуют за авторитетами, пристраиваясь к любым общественным веяниям.
Таков, к примеру, тезка Алексея Степаныча — Молчалин 2-й, журналист, издатель либеральной газеты «Чего изволите?». Он не столь опытен, как его старший коллега, а потому и чувствует себя на избранном поприще не так уверенно: «День и ночь словно в котле кипит: все старается, как бы ему в мысль попасть, а кому в мысль и в какую мысль — и сам того не ведает». Да и биография у Молчалина 2-го попроще. Воспитывался в военно-учебном заведении, там «вкус к правописанию получил», а в литературу поступил недавно — «как волю-то объявили». Прежде «табачную лавку содержал, накопил деньжонок да и всадил их в газету». Что ж, навык приходит с годами, добывается, как мы знаем, изнурительным трудом, «не просто сметкой, но пронырством, предательством, почти дипломатией».
Похоже, что этих талантов у Молчалина-литератора предостаточно и со временем они разовьются вполне. На глазах у изумленных читателей этот виртуоз-редактор с помощью Молчалина 1-го и повествователя смышленно и складно переиначивает все сомнительные с точки зрения благонамеренности заметки очередного номера газеты, так что окончательный текст, сохраняя некоторые черты первоначального, отличается от него, как черное от белого. До каких же высот может дойти «либерализм по-молчалински»: темы берутся самые острые, примеры приводятся самые жгучие, выводы делаются самые радикальные — а итог получается самый подходящий: все хорошее проистекает от мудрого и заботливого начальства, а все плохое исходит от «распространителей превратных идей». Оригинальным образом ведется в газете и полемика с конкурентами из «Бреющего шила», которое в своих нападках не стесняется, видимо, в выражениях,
«Бесспорно, что принцип единоначалия непререкаем; бесспорно, что власть единоличная, коль скоро она вручается лицам просвещенным и согреваемым святою ревностью к общественному благу (а кто же, кроме бесшабашных писак „Бреющего шила”, может отрицать, что именно эти качества всегда в совершенстве характеризовали наших начальников края, в особенности же тех, кои удостоились этого назначения в последнее время?), не только не приводит государств на край гибели (после этих слов в окончательный вариант по совету Молчалина 1-го на всякий случай было вписано: «как думают некоторые распространители превратных идей». — П. С.), но даже полагает основание их несокрушимости. Но это нимало не должно охлаждать наше рвение в смысле содействовательном, ибо сам закон требует от граждан содействия… Вот что мы имели в виду, настаивая на совместном действии принципа единоначалия с принципом любовного и почтительного народосодействия, и вот почему мы и ныне еще раз решаемся посвятить наши столбцы всестороннему обсуждению вопроса о распространении на селения империи тех прав и преимуществ полицейского надзора, которыми уже пользуются города. Мы делаем это не в видах поучения, ниже совета, а лишь в форме скромного и благопочтительного мнения, принять или не принять которое будет, конечно, зависеть от усмотрения. Примется наше мнение — мы будем польщены; не примется мы и на это сетовать не станем!»
И так всё — честно и принципиально, к полному удовольствию либеральной публики и к великой радости Алексея Степаныча за своего способного тезку. Недаром же он на прощанье пожелал другу-редактору: «Коли газета твоя "Чего изволите?” называется, так ты уж тово… так эту линию и веди!» Да, умудренный почитатель умеренности и аккуратности понял, что эдакое вольнодумство благонамеренности не противоречит, ибо особый склад имеет — молчалинский.
Великое множество умеренно-аккуратных и благопристойно-благонамеренных лиц вписано беспощадной кистью Салтыкова-Щедрина в групповой портрет молчалинского клана. О некоторых мы еще поговорим. Каждое из них отвратительно, собранные же вместе они производят гнетущее, мертвящее впечатление. Но главное — и писатель ставит точный диагноз явлению — все-таки в другом. Если бы под руками у злодеев рода человеческого типа Угрюм-Бурчеева (этот ряд нетрудно продолжить именами литературными и реальными) «не существовало бесчисленных легионов Молчалиных», их злодейство лишилось бы питательной почвы и не смогло развиться до тех фантастических размеров, когда вокруг гибнет все живое.
Безучастные ко всему на свете, кроме своего душного мирка, Молчалины слепо проходят мимо человеческих страданий, слепо исполняют чужую волю, слепо, не рассуждая, не чувствуя и не думая, казнят и милуют, если это угодно хозяину. Они не подадут голоса в защиту правого, но оказавшегося в меньшинстве; не станут проверять здравым смыслом безумный приказ начальственного прохвоста; с готовностью осудят то, что угрожает незыблемости официально утвержденных устоев. А коли так — их телами и душами можно произвольно манипулировать: за всё проголосуют и всё одобрят. Получив же за беспорочную службу свой кусок пирога и тарелку жирных щей, дружно лизнут руку дающего и тихо отчеканят: «Чего еще изволите?» И вновь те изволят — и вновь эти с радостью и безразличием одобряют.
Именно об этом пропел свой «Старательский вальсок» наш современник А. Галич: «Сколько раз мы молчали по-разному, Но не против, конечно, а за!» И не зря: «А молчальники вышли в начальники, Потому что молчание — золото…»
Не бойся друзей, говорил один мудрый человек: в худшем случае они могут предать тебя. Не бойся врагов: в худшем случае они могут убить тебя. Бойся равнодушных: это с их молчаливого согласия совершаются все предательства и убийства на Земле. Бойтесь Молчалиных!