Чего стоит Париж?
Шрифт:
– И все же король был убит. Если не мной, то кем тогда?
– Вы можете предположить, что мной, – не моргнув глазом предложил дю Гуа.
– Я думал об этом, – столь же бесцеремонно ответил я.
– Не сомневаюсь, – без тени смущения кивнул собеседник. – Смерть государя была весьма кстати фавориту его наследника. Это верно. Признаться, у меня бы не дрогнула рука укоротить дни этого бесноватого. Одно лишь обстоятельство против столь убедительных доводов: я не убивал его. Хотя, не будь вас, смерть Карла наверняка приписали бы мне. Черной Вдове нужен достойный виновник смерти ее сына, а не жалкий исполнитель чужой воли, каковым являлся истинный преступник, – развел руками Луи де Беранже, демонстрируя невозможность что-либо изменить в сложившейся ситуации.
– Вы
– Нет, ни в коем случае! Может показаться странным, но Паучиха действительно любит своих детей. Вероятно, так, как любят паучихи, но все же это правда. Она не убивала сына. Но Карл погиб, а этим нельзя было не воспользоваться. И это тоже правда. Смерть короля от руки коварного иноверца способна объединить двор, Церковь и народ против вероломных врагов-гугенотов вокруг нового государя. Пока что вы вполне подходите на роль ужасающего дракона, пожирающего невинную жертву. А вот истинный убийца – нет.
– Вы хотите сказать, что Екатерина знает имя настоящего преступника – и ничего не предпринимает?! В это невозможно поверить!
Дю Гуа пожал плечами:
– Я ничего не могу сказать наверняка по поводу того, что предпринимает Черная Вдова. Сами знаете, действия вашей тещи покрыты густой завесой тайны. Однако то, что ваша непричастность к смерти короля не вызывает у нее сомнений, – это абсолютно точно. Спустя сутки после злосчастной ночи королева-мать самолично опрашивала всех придворных, находившихся вблизи потайного хода в минуты гибели Карла. Меня в том числе. Не могу сказать, что дал ей опрос и иные хитроумные причуды, на которые она надеялась, но недели полторы назад в замке Сен-Поль скончался некий Роже л'Отен, барон Ретюньи, кабинетный дворянин покойного короля Карла – румянощекий здоровяк, никогда ничем не болевший.
Как и большинство кавалеров его ранга, получающих сто тридцать ливров за четыре месяца придворной вахты, он экономил на еде, питаясь остатками королевской трапезы. В тот вечер, как обычно, ему принесли рагу и жаркое с королевской кухни плюс к тому – кварту вина. Все как обычно. Странно лишь то, что к следующему вечеру он уже был мертв. Почти сутки нутро его точно жгло огнем и кровь лилась из глаз. Ни один лекарь ничего с этим не мог сделать. И ведь что странно: среди множества вкушавших яства со стола государыни, подобная участь не постигла никого, кроме него.
– Вы хотите сказать, мсье Луи, что именно он убил Карла? Но почему?
– Я говорю лишь то, что говорю, – саркастически усмехнулся дю Гуа. – Могу к этому добавить лишь одно: за день до смерти Роже королева зачем-то вызывала его к себе, а стоило несчастному отдать Богу душу, ни с того ни с сего пожелала отстранить от дел дядю Л'Отена – викария архиепископа Парижского, Рауля де Ботери. Правда, здесь у нее ничего не вышло. Викария без видимых причин арестовали, а на следующий день, также без видимых причин, выпустили из Консьержи. Сейчас при дворе поговаривают, что его собираются послать в Рим к папскому престолу. Если мои предположения верны, этот господин более чем кто-либо иной знает о том, кто стоит за убийством.
Возможно, Беранже говорил правду. Но, возможно, это была его версия правды. Действительно, Екатерина устраивала опрос придворных. Действительно, Роже Л'Отен умер в эти дни более чем странной смертью. Действительно, его дядя викарий был арестован, а затем выпущен на свободу. Но «впоследствии» не означает «вследствие». Ничто не говорит о том, что эти факты связаны между собой. Викария могли задержать за растрату церковных денег и отпустить по возвращении их в казну. Его племянника мог отравить неудачливый соперник, а опрос придворных и вовсе мог ничего не дать. Сейчас здесь дю Гуа клятвенно подтверждал мою невиновность, но кто может сказать, как все было на самом деле. Пока ясно было одно: Беранже знает значительно больше, чем говорит. Но это как раз не
Кроме того, любимец Генриха Анжуйского старательно пытается внушить мне мысль, что мадам Екатерина, зная истину, выставляет меня козлом отпущения. Интересно, для чего это нужно господину Беранже? Впрочем, вздор! Понять несложно. Сейчас в целом мире есть три человека, способные влиять на Идущего короля Франции. Во-первых, его мать, которая в нем души не чает. Однако трудно сказать, что она любит больше: власть или все же Анжуйца. Пока тот не достиг возраста царствования и не коронован со всем подобающим ритуалом в Реймсе, ее власть практически неограниченна. Но Генрих будет коронован не сегодня-завтра, и дальше придется полагаться лишь на материнское влияние да на ту реальную силу, которая за ней к тому времени будет стоять. А что это за сила? В первую очередь ее личная: безмерное коварство и, конечно же, деньги. Банкирский дом Медичи – весьма серьезное подспорье пустой французской казне. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что вскоре король Франции, никогда в своей жизни не считавший денег, по уши увязнет в шелковых долговых сетях, расставленных собственной матерью. Однако пока что, до коронации, мадам Екатерина – регентша Франции и плетение медовой паутины в самом разгаре.
Второй претендент на место в сердце будущего самовластного государя, конечно же, моя очаровательная кузина – Мария Клевская. Прелестное дитя, способное озорной улыбкой и звонким смехом развеять обычную меланхолию Генриха. Но ей от своего возлюбленного не нужно ничего. Она действительно влюблена в него. Впрочем, немудрено. Будущий монарх считается красивейшим принцем Европы.
Третий, конечно же, сам дю Гуа – отважный сорвиголова, красавец, острослов, неоднократно демонстрировавший непреклонную верность своему сюзерену. Он – правая, да в общем-то и левая рука Генриха. Тот охотно прислушивается к его советам, радуется его шуткам, порою весьма небезопасным, и с упоением отдыхает телом и отчасти душой в компании отчаянных храбрецов, набранных в его свиту своим первым дворянином. Но дю Гуа – это всего лишь дю Гуа. Род Беранже древен, но никогда не имел ни особых богатств, ни обширных владений, ни, что весьма важно, близкого родства со знатнейшими родами королевства. Луи де Беранже был величиной сам по себе, и не более того. За ним ничего не стояло. И если богатства и владения он мог обеспечить себе королевской службой, с родством дело обстояло хуже. Умри он сегодня – через год вряд ли кто вспомнил бы об этом весьма подающем надежды царедворце. Луи де Беранже нужен был обеспеченный тыл. Роль связующего звена между Генрихами – Валуа и Бурбоном – могла ему здесь сослужить немалую службу. Найди умеренный, в силу лености, католик Валуа общий язык с умеренным по духу гугенотом – Бурбоном, и ему будет что противопоставить мятежным фанатикам как с одной, так и с другой стороны. Особенно если изыскать способ получать необходимое для успешного царствования золото, минуя объемистые карманы королевы-матери.
Золото! Опять золото! Вновь и вновь оно! Как обычно, для осуществления великих замыслов не хватает этого презренного металла. Впрочем… В голове моей возникло странное видение: очень яркое, но как бы не из этой жизни… Озадаченно, сам до конца не понимая, что делаю, я устремил мысли в неизвестную даль, где сейчас находился мой адъютант – Серж Рейнар д'Орбиньяк, именующий себя Сергеем Лисиченко.
– «О! Капитан прорезался! Хаудуюденьки булы! Шо это тебя на ночные звонки пробило? Хозяин неласковый или от бессонницы покалякать приспичило?»
– «Рейнар, есть дело!»
– «Вот даже как? Давненько не слышал от тебя ничего подобного! Могутнеешь на глазах! Все шире плечи и круче взор! Скоро совсем будешь „вышиб дно и вышел вон“! Ладно, что там у тебя за дело?!»
– «Скажи, пожалуйста, если я действительно Вальдар Камдил, как ты утверждаешь, и опять же, по твоим словам, путешествую по мирам… Господи, прости мне эту ересь!.. Имея ли я где-нибудь, ну… в этих мирах… отношение к ордену тамплиеров?»
– «Ты че, кэп, рехнулся? Забыл, как в инквизиции пальцы гнул? Как мы барахло этого красного креста ныкали?»