Чего ты хочешь? [Трилогия][СИ]
Шрифт:
Однако же, чужеземец либо был простоват, либо принял правила игры. Он ответил:
– Я хотел бы украсть из здешних мест половину сокровищ, что бы раздать их тем, кто в них нуждается. Увы мне - не в силах этого сделать я, хотя бы потому, что долго искать тех, кто нуждается в них.
– Ну же, - сказал другой придворный.
– Не так долго искать их. Выйди на базар, и толпа с радостью возьмет у тебя все, что ты им преподнесешь. Истинные же ценители искусств и прекрасного есть в этом дворце, и оценят они и картины, и изделия из золота и драгоценных камней,
Чужеземец вздохнул.
– Не о драгоценностях или тканях говорил я. Есть еще и в этом дворце, и городе то, что не купишь ни за какие деньги, не отнимешь силой и не вырастишь в огороде - дружба, любовь, талант. Но мало тех, кто ценит мудрость предков! Здесь же их нет вовсе.
И недоброе зависло в прекрасном тронном зале, в тонких улыбках царедворцев, в растерянной ухмылке, запутавшейся в бороде шаха Хиязара...
– Скажи нам, мудрец, познавший истинную суть вещей, легко ли осмеивать мудрость веков?
– Не мне, провидцу и проходимцу, осмеять хоть чью-нибудь мудрость. Есть мудрость на земле и меж людей - "Против самого сильного найдется сильнейший, против самого умного найдется умнейший, но против того, кто добр хоть самую малость может не найтись никого добрее". Есть мудрость эта, и пусть трижды сотрясу я словами колонны этого дворца - никто не засмеется. Но я понял твой вопрос. И скажу во всеуслышание - да. Да, сложно высмеять глупость веков, проверенную и освященную поколениями сиятельных предков! Сложно встать против самого себя, сказав себе: "Может, ты не самый умный, но хотя бы честный глупец!" И выйти перед троном, выслушивать всю эту чушь придворных псов у ног престарелого господина и честно, честно отвечать на все вопросы!
– Не много ль позволяешь себе, чужеземец?
– Всемилостивый шах! Это ли не позор нашему гостеприимству?
– На кол его!!!!!
Шах не сделал ни единого движения. Не повернул головы, не мигнул, и даже не снял растерянной полу ухмылки с бороды. И стража не шевельнулась у трона и у дверей, прекрасно понимая происходящее, и зорко внимая повелениям господина - шевельнись хоть ус у шаха - чужеземный нахал харкал бы кровью. А сейчас... Получили по ушам, прислужливые шакалы - поделом. Неча кичиться мудростью, прав пришелец!
Который продолжал речь сквозь нестройные возмущения:
– Да, и в честности своей жду я этого милого сердцу вопля "Эй, стража! Этого ублюдка - в зиндан!". Ибо правда режет глаза и горячит сердце... Впрочем, нет здесь вины моей, ибо привели меня сюда не спрося, а приведя, стали спрашивать. А ведь спрашивал я тебя, сиятельный владыка, чего ты хочешь? И второй раз задаю тебе вопрос этот пред толпой твоих царедворцев - чего же ты хочешь? Правды? Лести? Лжи искусной? Или просто поглумиться над прохожим, рискнувшим восторгаться этим прекраснейшим в этой части света дворцом?
Шах передвинул свое тело в новое положение, напряглась вся собравшаяся знать, и расслабились янычары по бокам от трона - расслабленное тело лучше в броске - и прозвучал ответ:
– Отвечай, кто же ты таков,
И прозвучал ответ на вопрос шаха:
– Я каторжник, который сделал попытку сбежать, и в попытке этой обрел могущество, недоступное смертным. Да, могущество мое возросло, и нет у меня слов чтобы описать его, но каторги избегнуть не удалось.
– И в чем же твое могущество, каторжник?
– Могущество мое, о, сиятельный повелитель, в том, что могу я выполнить любое пожелание смертного, в чем бы оно ни состояло, если желающий действительно его хочет. Если истинно хочет он богатства и власти - я могу дать ему и то, и другое. Если захочет он взять приступом неприступную крепость, то крепость падет, если буду я на его стороне. Для крестьянина я могу растопить снег зимой или устроить дождь среди засухи. Для воина могу дать неуязвимость, для женщины - красивого мужа, для вора - богатую казну, для утопленника - покой. Я могу почти все, владыка.
– А как же твоя каторга???
– Я ведь еще живу, сиятельный шах?
– Хмм... Можешь ты почти все.... А чего же ты не можешь?
– Я не могу решить за людей, чего они хотят. Этого мне не дано.
Улыбка, настоящая, искренняя, от самого сердца, впервые осветила лицо шаха с тех пор, как чужеземец впервые переступил порог его дворца.
– Ну, с этим мы уж как-нибудь сами справимся.
Гость низко поклонился, сложив руки перед грудью.
– Я весь во внимании, владыка. Третий раз я спрашиваю, чего же ты хочешь? Звезду с неба? Скакуна лучших кровей? Сына?
– Сын у меня уже есть. Шалопай, каких свет не видывал. А хочу я, что бы сын мой не уронил честь отца своего, и вырос достойным трона, который я не жалея сил поддерживаю столько лет. Хочу я видеть его красавцем и героем, достойным песен и легенд, и чтобы память о нем не смолкала в веках! И чтобы достойно он сел на трон, и чтобы не опозорил его, но приумножил и украсил своим правлением!
И склонились в низком поклоне разномастные бороды, стирая пыль с разноцветных халатов, ибо мудрость шаха не знает границ - сам на вершине власти и славы, и здесь шах не уронил лица, не опустился до просьб у проходимца, но проявил себя заботливым отцом и дальновидным политиком. Нет, безупречен был сегодня Хиязар, и весь двор безмолвно признавал это, а чародей перед троном признал это во всеуслышание:
– Да, сиятельный шах.... Велика мудрость твоя! Если бы мог я задержаться здесь подольше, мы бы многое могли обсудить из вопросов об основах мироздания и о красоте твоего дворца.
– А что же мешает тебе здесь задержаться?
– Звезды. Путь мой лежит дальше, сиятельный владыка, и звезды велят мне не мешкая отправиться в путь. Вот покончу я с пожеланием моего владыки, и отправлюсь дальше. Ибо так легли звезды в моем гороскопе, что не могу я долго останавливаться на одном месте - беды и смерть слетаются туда. Вот и странствую по всему миру, чтобы не смогли они меня отыскать. И все равно, находят!